Глубоко вдохнула, пытаясь загнать ком обиды и гнева куда-то поглубже, туда, где он не будет мешать думать и действовать. Провела ладонью по глазам — слез не было, только противное жжение. Нужно работать. Сейчас не до Артёма и его бредовых фантазий.

Быстро выпила стакан кофе, пока время позволяло и вперёд — спасать жизни.

Уже подходя к своей машине, чтобы проверить укладки, я увидела идущего мне навстречу главного врача. Его серьезное лицо не предвещало ничего хорошего.

— Ларина, зайди на минуту, — сказал он, кивнув в сторону своего кабинета. Я мысленно застонала, но пошла следом. — Тут такое дело… Смирнов несколько минут назад написал заявление о переводе. В другую бригаду. Прямо с сегодняшнего дня.

Я замерла. Вот так быстро?

— Просьбу я удовлетворил, учитывая… обстоятельства, — Андрей Викторович посмотрел на меня внимательно, словно пытаясь прочесть что-то на моем лице. — Так что сегодня ты поедешь со стажёром. Антон его зовут. Первый день на линии после учёбы. Ввести в курс дела, проконтролировать. Справишься?

Сказать, что я была в шоке — ничего не сказать. Смесь облегчения от того, что не придется всю смену провести рядом с Артёмом, и жгучей обиды на то, как он легко сбежал, отказался от меня, боролась во мне. А в нагрузку еще и стажёр…

— Да, Андрей Викторович, справлюсь, — выдавила я.

Антон оказался худеньким нервным пареньком с испуганными глазами, который смотрел на меня как на новое чудо света. Знакомство было скомканным, и почти сразу поступил первый вызов:

«Женщина, 78 лет, боли в груди, высокое давление».

Доехали быстро. Квартира встретила нас запахом корвалола и кошек. На диване сидела пожилая женщина, держась за сердце. Рядом суетился её взволнованный сын.

— Мама жалуется на сильную давящую боль за грудиной, уже минут двадцать, — торопливо сообщил он. — Давление померили — 210 на 110! Выпила каптоприл, но легче не становится.

— Дышать тяжело? Тошнота есть? — спросила я, доставая тонометр и ЭКГ-аппарат.

— Да, дышать трудно, голова кружится… — прошептала пациентка.

— Антон, давай ЭКГ, быстро, — скомандовала я.

Стажёр засуетился, начал путаться в проводах, неправильно накладывать электроды. Я терпеливо поправила, стараясь не выдать раздражения.

«Артём бы уже пленку снял, пока я анамнез собираю», — зло пронеслось в голове. Как же легко и слаженно мы работали… до вчерашнего дня. Злость на него снова обожгла.

На ЭКГ — синусовая тахикардия, без явных признаков инфаркта, но картина тревожная. Давление действительно высокое.

— Антон, нитроглицерин под язык, спрей. И готовь систему для капельницы, магнезия пойдет, — распорядилась я, делая пометки в карте вызова.

Снова заминка. Антон долго возился с флаконом, не мог вскрыть ампулу с магнезией, чуть не уронил иглу. Пришлось опять вмешаться.

Пока капалась магнезия, давление медленно поползло вниз, боль в груди уменьшилась. Пациентку решено было госпитализировать.

В машине она чувствовала себя стабильно, но Антон всю дорогу сидел как на иголках, то и дело поглядывая на кардиомонитор с таким видом, будто ожидал худшего. Сдали пациентку в приемное отделение, и я выдохнула. Первый блин комом, но справились.

Не успели мы вернуться на станцию и пополнить укладки, как снова вызов:

«Ребенок, 3 года, задыхается».

Адрес оказался на другом конце района. Летели с сиреной, каждая секунда казалась вечностью. В квартире нас встретила бледная, почти обезумевшая от страха молодая мама с ребенком на руках.

Мальчик тяжело, шумно дышал, с явным усилием на вдохе, был слышен лающий кашель. Ложный круп, скорее всего.

— Он проснулся от кашля, а потом стал задыхаться! Мы дышали над паром в ванной, не помогает! — тараторила мама.

— Спокойно, сейчас поможем, — сказала я как можно увереннее, хотя сердце тоже сжималось при виде страдающего малыша. — Антон, небулайзер, готовь Пульмикорт. Быстро!

Мальчик плакал, вырывался. Уровень кислорода в крови был снижен — 90%. Стажёр дрожащими руками пытался собрать устройство, уронил маску.

— Антон! Соберись! — рявкнула я, чувствуя, как нервы натягиваются до предела.

«С Артёмом мы бы уже дышали… Он бы успокоил маму, отвлек ребенка…» Но Артёма здесь не было. Была только я и перепуганный стажёр.

Я сама быстро собрала небулайзер, прижала маску к лицу ребенка. Он кричал ещё громче, но дышать нужно было обязательно. Через несколько минут ингаляции дыхание стало чуть ровнее, кашель смягчился. Сатурация поднялась до 94%.

— Госпитализация обязательна, состояние может ухудшиться, — объяснила я маме, пока мой новый напарник неуклюже пытался заполнить карту вызова. — Собирайтесь.