— Их задача, — излагал Петров, — максимально простая и ясная: найти и ликвидировать потенциальную угрозу. Москвитин, предыдущий кадр, пожалуйста…

На экране вновь возникло лицо Смолиной.

— Вопросы? Нет? Тогда на этом все.

Офицеры вставали со своих мест, хлопая откидными сиденьями, и Лихолетов, пока его не заметили, вышел в коридор первым. Здесь, замерев у стены, он дождался Петрова, а когда тот, наконец, появился, налетел на него, преградив путь.

— Ваня, не сейчас. — Петров сдвинул Лихолетова в сторону, как пацана, и пошел по коридору в свой кабинет. Лихолетов не отставал.

— Возьмите меня в группу, — потребовал он.

Петров скривил рот.

— Тебе там не место.

— Как раз мне — самое место. Это же он. Нойманн — тот самый человек в маске, из Мадрида! Я его узнал. И я единственный, кто имел с ним дело.

— Имел с ним дело? — передразнил Петров. — А ты уверен, что не обознался? Все-таки маска!

Петров хохотнул и снова оттер Лихолетова плечом, ускорил шаг. Но Лихолетов не отставал.

— Возьмите меня в группу, — твердил он.

— Как ты меня достал, а!

— Вот! Прекрасная возможность от меня избавиться!

Петров остановился у кабинета и улыбнулся Лихолетову одной из самых душевных своих улыбок.

— Знаешь, Вань, — сказал он, — если б не Вера, я б тебя сам уже давно пристрелил.

— Так, может…

— Нет! — гаркнул Петров и хлопнул дверью перед его носом.

— Ладно, — пробормотал сам себе Лихолетов. — Тогда план Б.

Когда он вернулся домой с арбузом на плече, Вера курила на кухне, приоткрыв форточку. Бросив на Лихолетова короткий взгляд, она молча и с вызовом затянулась. Курить ей совсем не шло, к тому же портило легкие, но Лихолетов сказал ей только «Здравствуй».

— Ты сегодня рано, — отозвалась Вера. — А это что? — Она указала на арбуз, будто впервые видела.

На кухне, кроме запаха табака, не было больше ничего.

— Шел мимо и не удержался. — Лихолетов вымыл арбуз в раковине. Потом, вытянув свой любимый нож с широким лезвием, напластовал несколько крупных ломтей и уложил на тарелку.

Сладкий южный запах почти перебил никотин.

— Хороший вроде, не обманули.

Лихолетов поставил на стол тарелку, и Вера посмотрела на нее с подозрением. Затушив сигарету в пепельнице, помахала, прогоняя в окно остатки дыма. Потом отломила кусочек арбуза, и розоватый, почти прозрачный сок потек по ее пальцам.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал Лихолетов, садясь напротив.

— А, — бросила Вера и закинула сахарную мякоть в рот, — теперь понятно.

Лихолетов проглотил это едкое, прожигающее. Вера злилась на него, а он ничем не мог ей помочь.

— Твой отец собирает отряд в Германию, чтобы поймать… того человека в маске. Я должен попасть в этот отряд.

— Зачем? Гнаться за ним — чтобы что? — Вера сплюнула в тарелку черную косточку. — Тебе этот призрак важнее меня.

— Не важнее.

Лихолетов и не ожидал, что будет легко.

Они были слишком юны, когда познакомились, и взрослели вместе. Но и сейчас Вера во многом жила как ребенок. Иногда она казалась бездонной пропастью, которой никогда не было достаточно внимания, любви, заботы. Хотя он старался, черт возьми, изо всех сил. Даже припер этот тяжеленный арбуз, только потому, что она их любит. Но Вере было мало, снова мало. Иногда рядом с ней он задыхался — но не мог сопротивляться. За ее спиной всегда стояла тень ее отца, всевидящего и контролирующего, дергающего ее за ниточки. Впрочем, за эти же ниточки могла дергать и Вера.

— Ты пойми… — Лихолетов перехватил ее пальцы, прохладные и липкие от сока, погладил, вращая кольцо. — Только я видел, на что он способен. Только я могу его остановить. Иначе будут гибнуть люди.

Он говорил и сам себе не верил. Он еще не придумал, что именно станет делать, когда доберется до Нойманна. Но составить план еще успеет — сейчас главное достучаться до Веры.

— Что ты от меня хочешь, Вань? — спросила она устало и горько. — Ты бы слышал себя — снова говоришь как одержимый. Мы с папой столько сил потратили, чтобы ты пришел в себя после Мадрида, а теперь что? Хочешь все заново начать?

— Хочу закончить. — Она попыталась отстраниться, но Лихолетов не пустил. — Я тебя очень прошу, Вера. Поговори с отцом. Пусть возьмет меня в отряд. Тебя он послушает.

Она все-таки выдернула руку и уставилась на Лихолетова воспаленными, отчаянными глазами.

— Отец-то послушает. А вот ты не слушаешь никого — ни его, ни меня. Где ты пропадаешь, Вань? Я почти не вижу тебя дома, я совсем одна в четырех стенах! Мы хотели ребенка — но тебе важнее гоняться за своими фантазиями, чем думать о нашей семье. Тебе вообще нужна семья, Вань?