Толик говорил очень громко, не так, как обычно, и я наконец догадался, что всю эту белиберду он несет специально для мужчины, который, уже докурив сигарету, краем глаза наблюдал за нами. А это еще кто такой?

– Что делать? Что делать? Пивка мы с тобой, дружище, кажется, не успеем сейчас попить, вот-вот уже матч начнется. Ладно, после игры попьем. Видишь, народу-то сколько? Опаздывают наши ненаглядные, наверное, все еще марафет наводят, локоны накручивают...

– Чего?

– Ну где же эта Маша? Сколько можно?
– с деланной тревогой и нарочито громко продолжал нести чушь приятель.
– О! Кажется, вот и они!
– и он помахал каким-то двум незнакомым девочкам, приближающимся к стадиону.
– Ну точно! И твоя ненаглядная с Машей рядышком идет! Девочки! Мы тут! Ну договорились же, сколько можно вас ждать...

Я стоял молча, слушая эту белиберду и не понимая, что делать. Что происходит-то? Неужто мой приятель сошел с ума? Или ему, как и моему приятелю Илюхе, который сейчас полирует шконку в СИЗО, пришел в голову какой-то тупой розыгрыш?

– Подыграй мне, тормоз! Помаши им, ну же! Что ты встал, как вкопанный? Помогай мне! Ну же!
– шепнул украдкой мне на ухо Толик. Странный товарищ с холодными серыми глазами по-прежнему стоял недалеко от нас, продолжал курить, глядя будто бы в сторону, но я нутром чувствовал, что он держит нас под прицелом своего внимания и слышит каждое наше громкое слово.

– Да, точно, они, наши девчонки! Ну наконец-то пришли, а то я и сам заждался свою ненаглядную!
– поддержал я Толика, не понимая, что происходит, и тоже помахал девчонкам. Ну что ж, если он надумал меня разыграю, сделаю вид, что купился. Девочки, которых мы окликнули, недоумевая, обернулись на нас. Толик, пригладив волосы и поддернув штаны, расплылся в улыбке и зашагал к ним навстречу, мертвой хваткой таща меня за собой.

Человек в пальто еще раз окинул нас цепким взглядом, не выражая никаких эмоций, потушил сигарету и неожиданно растворился в толпе других болельщиков, спешащих на стадион имени Ленина. Толик с облегчением вздохнул и выпустил мою руку. Я огляделся вокруг - загадочного незнакомца и след простыл. Куда он так быстро исчез? Может, он обладает способностью трансгрессировать, как герои волшебного мира?

– Ты чего? Офонарел, что ли?
– сердито поинтересовался я у приятеля, потирая затекший локоть. Было довольно больно.
– У меня синяк теперь будет!

– Какие мы нежные!
– раздраженно ответил Толик.
– Ты даже когда из окна женской общаги вывалился, не ныл. Я тебе чуть ли не семафорил: "Подыграй мне, подыграй!". А ты, дубина, будто воды в рот набрал и молчишь.

– Знакомый, что ли, твой?
– недоумевающе допытывался я, ничуть не обидевшись на "дубину". Кажется, произошло на самом деле что-то серьезно, раз мой обычно веселый и неунывающий приятель так разнервничалсяч.
– Чего ты вдруг в лице так переменился? Я тебя вообще не узнаю. Если ты его знаешь, мог бы подойти, поздороваться... На футбол сходили бы вместе...

– Типун тебе на язык!
– бросил Толик и на всякий случай еще раз обернулся.
– "На футбол сходили бы вместе..." Беречься надо таких знакомых, если жить хочешь. Целее будешь. Комитетчик это!

– Какой комитетчик?

– Чекист, - едва слышно шепнул мне на ухо Толик.
– Молчи, говорю, дурья твоя башка. И я, идиот, не к месту ляпнул... Не надо было в толпе про такое говорить...

До меня наконец дошло, что имел в виду мой перепугавшийся приятель, и я тоже похолодел, как и он пару минут назад. Внезапно в памяти всплыл эпизод из фильма "Стиляги", который я смотрел, еще будучи школьником. Простой работяга Мэлс, влюбившийся в симпатичную девочку по кличке "Польза" из компании стиляг, вознамерился во что бы то ни стало примкнуть к их обществу и попросил стилягу Боба научить его "танцевать стилем". Урок танцев был прерван невовремя вернувшимися домой родителями Боба, которые заподозрили, что Мэлс - на самом деле сотрудник НКВД. Папа и мама Боба жили в постоянном страхе грядущего ареста и на всякий случай держали в прихожей "тревожный" чемоданчик.

– Знаешь, что это, и почему это там стоит?
– закричал папа Боба, когда сын попытался объяснить родителям, что они просто танцевали.
– Это - то, что может понадобиться человеку в камере предварительного заключения. Ты до сих пор не понял, в какой стране ты живешь? Дядю Адольфа посадили за то, что у него политически неправильное имя. А тетя Фира сидела, потому что повесила портрет Сталина напротив туалета.

Молодой человек приятной наружности с холодным цепким взглядом, который ни с того ни с сего вдруг начал с интересом следить за нами, как только Толик вскользь упомянул каких-то братьев Старостиных, скорее всего, и был из "этих". И, кажется, нам очень повезло, что он почему-то потерял к нам интерес и отстал. Видимо, понял, что ничего серьезного для него наши разговоры не представляют.

Но что это за братья такие, и почему о них нельзя говорить? Может быть, они тоже сидели за то, что у них политически неправильные имена? Как много я еще не знаю... Хотя, наверное, знал бы, если бы больше интересовался историей футбола и вообще историей своей страны...

Ход моих мыслей прервали две подошедшие к нам незнакомые девочки, которые отреагировали на оклик приятеля.

– Мы знакомы?
– поинтересовалась одна из них, низенькая и полноватая, с широким улыбчивым лицом и курносым носиком, который обсыпали веснушки. Держались они довольно приветливо.