Тося снова открыла рот, будто желая что-то сказать, но позже обернулась на зов своей подружки и, махнув рукой, отошла. А я, насвистывая, вернулся к работе. Держаться я старался небрежно, однако слова местной "красапеты", признаться, меня все же зацепили. Первое воодушевление и энтузиазм прошли.

"Ты же комнатное растение, Эдик", - вкрадчиво говорил мне внутренний голос.
– "Ты ж и не дрался никогда по-настоящему. Ну куда ты прешься?".

"Я пять лет на единоборства ходил", - противился я голосу, тем не менее, понимая, что он прав. Одно дело - махать ногами в зале, с тренером, а другое - попасть в настоящую уличную драку.

"Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и каратэ, против лома нет приема", - насмешливо сказал голос и затих.

***

– Уверен?
– встревоженно спросил меня Толик, когда мы терпеливо выстаивали огромную очередь в кассу.

– Точно пойдешь, Эдик?
– осторожно тронул меня за плечо Мэл.
– Может, все-таки домой, с нами? Ну его, это геройство...

– Пойду, - твердо сказал я.
– Предчувствие у меня... Просто хочу проверить.

– Слушай, Эдик!
– рассердился Толик.
– Я говорил тебе, что не сомневаюсь в твоих необычных способностях. Но не кажется ли тебе, что ты слишком много на себя берешь? Кто их знает, этих урок?

– С чего ты взял, что это урка?
– возразил я.
– Может, обычная уличная шпана...

– Шпана-то шпана...
– протянул Мэл, слышавший наш разговор.
– Да только после встречи с этой "шпаной" наш "одуван" тетя Люся наша ножиком под ребро получила, только вон оклемалась. Эх, сколько стоять-то еще... Знаешь что?
– сказал он.
– Возьми!

– Что это?

– Возьми, возьми...
– и он сунул мне в руку нож: точно такой же, какой я видел во сне, разрезая палатку.
– Вдруг пригодится. На всякий случай.

Не желая препираться, я взял ножик и сунул в карман.

– Пойдем, что ль, за получкой.

Касса нашего завода находилась в небольшом помещении с тусклым светом и простыми деревянными столами. За стеклянной перегородкой сидела кассирша — женщина средних лет с усталым, но добрым лицом. Она аккуратно пересчитывала купюры и записывала данные в тетрадь. Рабочие подходили по одному, называли фамилию, расписывались в ведомости и получали деньги. Люди довольно улыбались, аккуратно прятали кровно заработанные рублики - кто в сумку, кто в карман, любовно заворачивая в тряпочку - и шли на выход.

Некоторых работяг у кассы поджидали жены, работавшие тут же, на заводе.

– Держи пятерку!
– строго говорила жена, отбирая купюры у горе-мужа.
– И хватит с тебя. А то знаю я тебя, охальника, опять все в пивной просадишь.

Мужья бурчали, но противиться в основном не решались.

– Теть Люсь, здрасте!
– осторожно тронул я за плечо недавно выздоровевшую работницу.

– А, Эдик, привет!
– жизнерадостно улыбнулась мне тетя Люся.
– Хочешь, за мной вставай с ребятами...

– Да не, спасибо, мы своей очереди дождемся, а то неудобно... Как самочувствие?
– аккуратно спросил я, решив завести небольшой смолл-толк.

– Лучше, лучше, дорогой, спасибо!
– охотно ответила пострадавшая, которая рада была поболтать в очереди за зарплатой.
– Вы с ребятишками, говорят, Деню нашего навещали? Молодцы какие! Хорошенький мальчишка растет... Скоро выписать должны.

– Тетя Люся, - начал я, переводя разговор в нужное мне русло.
– А Вы не помните случайно, как он выглядел?

– Кто?

– Ну... грабитель этот...

Лицо тети Люси, обычно улыбчивое и доброжелательное, в момент стало хмурым.

– Ох, Эдик... Забыть бы хотела, да не могу. В кошмарах мне иногда этот аспид рыжий снится.

– Рыжий?
– ухватился я за зацепку.
– Тетя Клава тоже говорила, что рыжий он был. А он говорил что-то?

– Да что говорил-то? Не светские беседы ж мы вели. Рванул из рук сумку. А я в него и вцепилась. Да, помню!

– А что ж Вы сразу-то не отдали, тетя Люся?
– попенял я ей.
– Ну это же очевидно: если грабят, отдавай все, что просят, и уходи. Проще отдать, чем в больнице лежать...

– Ну уж нет, Эдик!
– гордо выпрямилась работница, несмотря на то, что, кажется, еще еще трудновато было это делать.
– Ты знаешь, что со мной сразу после войны было? Изверг один в подворотне напал, карточки отнял.

– Какие карточки?

– Продуктовые карточки, Эдик! Не слышал, что ли? Я потом месяц выживала, как оборванка, картофельные очистки собирала и ела. Я потом зарок себе дала: никому больше никогда не дам себя обобрать. Вот и стала сумку рвать обратно. А он - раз!
– и чикнул. А ты чего спрашиваешь-то все, выпытываешь? Удумал чего? Вон и Денька твой ночью сегодня чего-то колобродил. Вышла в пять утра на улицу с собакой - гляжу, а у него в окошке свет горит...