Задрожав, Алисия обхватила себя руками.

Илриан со злостью покосился на колдуна.

Не мужчина?

Относись как к животному?

Большая собака?

Стоять молчаливой статуей и слушать, как его унижают перед истинной, было мучительно. Но он изо всех сил давил в груди гнев. Нельзя выглядеть опасным. Не сейчас.

— Когда мы найдем способ снять с тебя печать подчинения…

При упоминании метки Алисия неосознанно коснулась своей правой руки у сгиба локтя.

Метка там? Как она выглядит? Захотелось увидеть ее узоры собственными глазами.

Илриан жадно уставился на кружевной рукав платья, что прятал от его взгляда материальное воплощение их с Алисией связи.

— …он отправится обратно в тюрьму, и все забудется, как страшный сон.

Любуясь своей избранницей, Илриан вдруг ощутил сладостное томление внизу живота. Кровь в его жилах потеплела. Губы, соски стали настолько чувствительными, что даже касание воздуха казалось лаской.

Плохо соображая, что делает, Илриан повел бедрами.

Голос Абракса доносился до него словно издалека.

— Я поставлю за дверью охранника. В этом нет необходимости. Это только для твоего успокоения, моя девочка.

Какая же она красивая! Нежная, чистая, светлая. Глядя на Алисию, Илриан ощущал себя пьяным, словно одно только присутствие этой девушки поблизости делало его самым счастливым мужчиной на свете.

В паху начало тянуть. Чресла потяжелели. Между ног набухло приятно и одновременно болезненно. Илриан не сразу понял, почему штаны вдруг стали такими тесными.

Он жаждал внимания своей истинной. Хотел, чтобы она заметила его, чтобы посмотрела на него, как на красивого мужчину.

И она посмотрела. Мазнула по эльфу коротким взглядом, а потом с испуганным вздохом вытаращила на него глаза. Ее лицо вытянулось. Щеки порозовели.

С негодующим и смущенным видом Алисия уставилась ему ниже пояса.

* * *

Алисии казалось, что она спит и видит ночной кошмар. Слова лорда Абракса не укладывались в голове. Тот опасный тип из леса будет жить под одной крышей с ней. Да что там под одной крышей — в одной с ней комнате. Ночью она останется наедине с мужчиной. Со своим неудавшимся насильником. Как с тигром в клетке.

Даже если он не может ей навредить из-за магических печатей, то все равно будет таращиться на нее из своего угла и действовать на нервы. Да она же глаз ночью не сомкнет от страха!

А как быть с переодеванием? С ванными процедурами? Это все тоже… при нем? При мужчине?

Алисию передернуло.

Маркиз сказал, что эльф ее проклял и теперь она постоянно должна находиться в поле его зрения, иначе случится страшное. Какая именно беда ее ждет, лорд Абракс не уточнил, но Алисия догадалась, что может умереть.

Ужасно!

Она не хотела сгинуть в расцвете лет. Незамужняя, бездетная, не познавшая ни любви, ни счастья. Значит, придется терпеть рядом этого эльфийского головореза и как-то уживаться с ним в одном доме.

Алисия едва не застонала, представив себе эту картину: двадцать четыре часа в сутки под прицелом чужих внимательных глаз.

Эльф и сейчас на нее смотрел. Пялился. Неотрывно! Так, что она чувствовала себя голой. Этот взгляд, жадный, раздевающий, был Алисии хорошо знаком, и она ежилась под ним, мечтая провалиться сквозь землю или хотя бы завернуться в одеяло. В сотню одеял!

Из-за барона Цвайна Алисия побаивалась мужчин, а тут не просто мужчина — настоящий разбойник, бешеный зверь. За что ей такая напасть?

— Я поставлю за дверью охранника…

Охваченная смятением, она почти не слушала, что говорит жених.

… — а после свадьбы мы будем ночевать вместе, и тебе станет еще спокойнее.

«Там, в лечу, он пытался надругаться надо мной, — думала Алисия, обнимая себя за плечи. — И сейчас, когда он смотрит на меня, в голове у него наверняка всякие грязные мыслишки».

Она невольно покосилась в сторону эльфа и…

… неожиданно нашла подтверждение своей догадке.

Между ног у мужчины топорщился внушительный бугор. Ткань спереди штанов натянулась домиком, ярко, во всех деталях обрисовав возбуждение этого распутника.

«Да он просто животное!»

Алисия подавилась воздухом.

Иной на его месте сейчас переживал бы о своей участи — радовался бы чудесному спасению от смерти или горевал бы о потерянной свободе, а у этого мысли о совокуплении!