Марфа это по отцу знала, по братьям: мужчинам обычно бабы нравятся похожие. Скажем, только черноволосые, или только рыженькие, или с веснушками, к примеру.

Всякое бывает, но обычно так оно.

Может ли государь на нее, на Марфу внимание обратить? А почему нет?

Сам он признал, что красива Марфа, сам ее выбрал, так может и… попробовать? С Федором у нее нет возможности, ни на кого, окромя Заболоцкой, этот малоумок и не смотрит, хотя Марфа куда как этой рыжей моли краше. Так и пусть не смотрит.

Кому царь, кому псарь.

Вот Марфа бы себе царя и взяла. Государь ведь! А что старше вдвое, так это и не беда. Вот, царица Любава, всему государству ведома. Муж умер, а она в палатах осталась, хоть и не правит, а пасынок к словам ее прислушивается. И то пасынок!

А когда б родной сыночек на троне был, неужто он бы мамку не слушал?

То-то же!

Есть и о чем задуматься, и что сделать… да, Марфа своего шанса не упустит. Пусть другие на Федора смотрят, а она поохотится покамест. На глаза государю попадется раз или два, попробует узнать, что ему по нраву. А там, глядишь, и сложится все?

И Марфа потянулась к кошелю.

На первых порах ей много серебра понадобится. Знания — самый дорогой товар в мире. По счастью, отец ей денег достаточно с собой отсыпал, да и братики добавить смогут. Уж перевидаться она с ними найдет возможность, чай, боярышня, не девка дворовая.

Итак… где и когда государь бывает? И что ему нравится?

Магистр Родаль смотрел на раку.

Стеклянную, из дорогого ромского стекла, прозрачного, без пузырьков. Такое лишь на одном острове выделывают, и остров тот заперт со всех сторон, и выхода оттуда нет никому, чтобы секрет мастерства не разгласили.

Выделывают там тонкое стекло, зеркала льют, цветные бусы продают, и бусины там — ровно радугу в них заперли. Рака была хоть и не радужного стекла, но все ж хороша собой. Кажется, только рама золотая и есть, такое стекло прозрачное да чистое.

А еще…

Еще оно надежно удерживает то, что внутри.

— Оно — там?

— Там, магистр.

— И… работает? До сих пор?

Собеседник улыбнулся краешком губ.

— Работает, магистр. Чтобы перенести… предмет в эту раку, мы прибегли к помощи преступника, пообещав ему жизнь. Обещание нам выполнять не пришлось.

— Умер?

— Через несколько дней.

— Что ж, отлично. Россы достаточно верующие, чтобы этот… предмет начал свою работу.

Магистр довольно улыбнулся.

Скоро, уже очень скоро.

Согласитесь, завоеватели — это сложно неприятно, их ненавидят, с ними стараются бороться — к чему? Намного проще выступить в роли спасителей, помощников, друзей и вообще, протянутой в трудную годину руки. А отчего наступили эти трудные времена?

Бывает.

На все воля божия.

И вообще, тут главное — не попадаться.

Магистр считал, что его план практически безупречен. И самое лучшее в его планах то, что они многослойные.

Не сработает один план — он второй задействует, со вторым не получится, так третий на подходе. Ну а если уж все три плана не сработают, хоть и готовили их долгое время, и разрабатывали величайшие умы своего века (к этим умам магистр скромно относил и себя, любимого), значит… значит, Бог и правда на стороне Россы.

И придется… оставить ее в покое?

Вот еще чушь вы говорите!

Какое — оставить, с такими-то богатствами? ЕГО богатствами, которые просто по недомыслию властителей Россы не принадлежат Ордену. А должны!

Даже обязаны!

Нет-нет, никаких «в покое» и рядом быть не может, и близко не должно! Если планы не сработают, магистр просто прикажет разработать новые. Четвертый, пятый, шестой — и так будет, пока не падет Росса.

Или орден.

Но о последнем варианте магистр старался не думать. Это уж вовсе нереально.

Для того надо бы узнать о них, надобно прийти на чужую землю с войной… за все время своего существования россы старались не вторгаться ни к кому. Мирно решить — могут, а воевать не любят они, хоть и умеют.

Нет, не пойдут они на уничтожение Ордена. И не узнают ничего.

Не должны.

И Эваринол Родаль ласково погладил кончиками пальцев прозрачное стекло. Стекло, за которым таились его надежды на богатство, власть, процветание…

Смерть?

А это далеко не самое страшное, что может случиться с человеком. И магистр ее не боялся. Смерть — это миг. А вот увидеть падение своего детища… вот это было его истинным страхом. Так что…

Ах, как же хороша эта рака. И жаль, что нельзя полюбоваться всласть на ее содержимое.