— Поздорову ли, Роман Феоктистович?

— Благодарствую, Михайла, хорошо все. Пойдем, с супругой тебя познакомлю, с дочкой. Откушаем, что Бог послал…

В горницу Михайла за боярином прошел, поклонился, как положено, улыбнулся, поздоровался.

Не понравились ему ни боярыня, ни боярышня.

Боярыня Валентина щуку напоминала. Такая же сухая, костистая, на такую и лечь-то поди, неприятно. О кости обдерешься. Волосы светлые, жидкие, ноги короткие, зад обвислый, грудь и на ощупь, поди, не найдешь, лицо раскрашено в три слоя, а только Михайлу таким не обманешь. Видит он, и где тряпок под сарафан напихали, и где брови несуществующие нарисовали одну жирнее другой, и глаза у боярыни неприятные, кстати. Светлые такие, чуточку навыкате. Щучьи глаза.

Ни любви в них, ни радости.

И дочь не лучше. Пошла б она в отца, хоть кости бы в разные стороны не торчали. А она вся в мать, только еще хуже, мать-то хоть улыбаться может, зубы у нее неплохие. А у дочери и того нет. Девке двадцать, а вот рту прореха. Фу.

Ее рядом с Устиньей и поставить-то позорно. Такая его солнышку и прислуживать не должна! А уж думать, что Михайла на такое позарится, да весь век примаком у Ижорских проживет? Вот еще не хватало ему! Три-четыре года тому назад мог бы. И то б задумался. А уж сейчас и вовсе фу.

Но вида Михайла не показал. И боярыне поклонился, и боярышне ручку поцеловал, как положено на лембергский манер, на одно колено встав, и комплименты говорил красивые, вгоняя несчастную чучелку в краску на впалых щеках.

Боярыня оценила.

И за обедом скудным Михайла себя показал хорошо. А после обеда боярыня с боярышней к себе ушли, а Михайла был боярином в особую горницу приглашен. За стол усажен.

Боярин по рюмкам наливку разлил вишневую, Михайле протянул.

— Отведаешь? Сам настаиваю, духовитая получается!

— Благодарствую, боярин.

Михайла и не такое выпить мог. Но наливочка хороша оказалась. Не слишком крепкая, терпкая, хорошо в голову ударяющая. Не было б у него привычки к трактирному зелью злому — начал бы языком молоть. А так опамятовал. Вовремя язык прикусил.

Долго боярин с мальчишкой рассусоливать не стал. Было б с кем! Не принимал он Михайлу всерьез, а зря. Михайла под прикрытием кубка горницу оглядывал, все подмечал.

Но боярин не о том думал.

— Я тебя, Михайла, не просто так пригласил. Как тебе моя дочь показалась?

— Я думал, боярышня уж давно замужем быть должна. Семья, приданое, опять же, да и боярышня собой недурна? — Михайла понимал, что сейчас ему начнут продавать «кота в мешке», но разговор решил затянуть чуточку.

— Верно все, — кивнул боярин. Поморщился. Понял, что рассказать придется — и как в воду прыгнул. — Вечно Гликерия не в тех влюбляется, то в скомороха какого, то в игрока, то в жулика. Да всерьез так увлекается, до слез, до крика, в монастырь отправлять приходилось, чтобы опамятовала. Вот и засиделась она в девках.

Михайла кивнул.

— Понимаю. Случается такое. Опыта у девиц нет, вот и поддаются на речи сладкие.

Боярин выдохнул.

Поддаются, да.

А когда в петлю девка лезет? Али ядом каким травится? А и такое бывало в его доме, чудом скрыть удалось. То-то и оно!

— Вот и хочу я ей мужа найти, чтобы успокоилась. Внучат на старости лет понянчить…

Михайла плечами пожал.

— Бог милостив, боярин. Красива Гликерия Романовна, многие рады будут ее руку получить.

— А ты?

— И я б не отказался, только вот не пара я ей. Денег у меня нет, земель тоже, а царевичев друг — чай, не царский.

Роман Феоктистович наливку одним глотком допил. На Михайлу посмотрел пристально.

— Когда на Лушке женишься, да счастливой ее сделаешь — и земельки вам отпишу, и людишек. До первого внука у нас поживете, а там и дом вам поставлю на Ладоге, и землицы дам, есть у меня удел хороший. Хочешь?

Михайла прищурился.

— Условия царские, боярин. Дурак откажется. А только неспроста ты щедрый такой.

Боярин и не сомневался, что вопросы будут. Не дурак же Михайла, то и хорошо.

— Правильно. Лушка и ревнива, и подозрительна, и все твое внимание займет, и скандалить будет. Так что сам думай, я же сразу на ответе не настаиваю, дочь счастливой видеть хочу. Кажется мне, ты ей подходишь. И Ижорским тоже подходишь. А я тебе со своей стороны тоже порадею, у царя словечко за тебя замолвлю.

В это Михайла и рядом не поверил. Замолвишь ты, как же, да тебе выгодно будет зятя на сворке держать! Дураку понятно! Но вслух парень про то не сказал.