— Я, боярин, обдумаю предложение твое. А сколько времени у меня есть?

— До конца отбора я тебе время дам. А к Красной горке и свадебку хорошо бы.

Михайла кивнул.

— Ты, боярин, предлагаешь многое, но и спрос за угощение твое хорош будет. Обдумать мне все надобно серьезно. Когда не потяну, ты первый меня в порошок сотрешь.

— И то верно. Давай еще наливочки выпьем, Михайла. Глядишь, и станешь ты мне зятем.

Роман Феоктистович и не обиделся даже. Напротив.

Когда б Михайла согласился, не раздумывая, боярин бы к нему хуже отнесся. Ты не овцу на ярмарке покупаешь, это жена, это на всю жизнь. Тут с большим разбором подойти надо. Предложение щедрое, а только и спрашивать с тебя будут втрое, все правильно. Дураки этого не понимают, да боярину дурака и не надобно, а Михайла, вот, понял. Умный он.

Пусть парень наливочку пьет и думает.

А парень и думал.

И о том, что кажись, в углу потайная панель есть. На ней лак потемнел, руками боярскими затертый.

И о том, что под столом сундук стоит. Такой, катучий, в виде бочонка.

Понятно, настоящие захоронки у боярина в другом месте, ну так и про них узнать можно, когда поспрашиваешь как дОлжно. Было б время и возможность.

Но ему и того, что просто так выложено хватить может.

Есть о чем задуматься? Есть…

Отбор закончится, Федор Устинью не отпустит добром, бежать им придется, ежели она предложение Михайлы примет. Деньги надобны будут, а где их столько взять, да побыстрее?

То-то же.

Боярин с удовольствием порадеет. А ежели нож к горлу приставить? Да допросить, как положено? Кое-что Михайла и сам умел, опосля ватаги. Помощника бы, а то и двух… но где ж их взять? Сивый, дурак такой, и сам бы подставился, и Михайлу на дно утянул. Не было в нем прозорливости, а только тупое желание хапнуть побольше и пожить получше, а как деньги на жизнь закончатся — заново хапнуть. Нет, Михайла не таков.

Ему тоже денег хочется, но когда получит он их… уедут они с Устей куда подальше, в Сиберь, там и дело себе найдут. Теми же мехами торговать можно, али с золотом связаться. Михайла неглуп, он справиться сможет и не с таким, только капиталец для начала надобен, а теперь и ясно, где его взять.

И Михайла с удовольствием отпил еще глоток наливочки.

Патриарх на кузину свою смотрел без всякого одобрения.

Хоть и дальняя, да родня они с Любавой, потому он и для нее старался. Сколько мог делал, а только и против своей совести не попрешь.

Пока государь за рунайку свою цеплялся, не давил на него Макарий, но сейчас-то поменялись обстоятельства, переменился ветер.

Когда Борис ее удалить желает, что патриарх сделать должен? Развода ему не давать? Так государь и сменить патриарха может. Это кажется только, что мирские владыки до церковных дел не касаются, на деле-то все иначе.

Государи из рода Сокола считали, что вера должна служить делам государственным, а именно поддерживать государство, да укреплять его, а патриарх должен бок о бок с царем идти. Тогда и у царя все ладно будет, и патриарху хорошо станет.

Макарий о судьбе некоторых из предшественников своих достаточно наслушался. И помирали патриархи совершенно случайно, и сами в скиты удалялись в дальние, совершенно добровольно.

И то…

Патриарх ты в церкви. А за ее стенами?

Кто и в грех впадал, детей плодил, кто просто родней своей дорожил, кто карман свой набивал — для каждого свою плеть найти можно. Найти, надавить — и славься, новый патриарх. Можно ли на Макария надавить?

А что — не человек он? Еще как можно, своих детей ему Бог не дал, а вот племянников он любит искренне. И помогал им… немного. То, что до поры молчит государь, не значит, что он что-то спустит Макарию. Все в дело пойдет, дайте время. Макарий в Борисе и не сомневался ни минуты.

— Чего надобно, государыня?

Любава поняла, что разговор почти официальный пойдет, нервно венец поправила. Чувствовала она себя не слишком хорошо, да выбора иногда и нет. Вставать надобно, действовать, а то не расхлебаешь потом-то.

— Ваше святейшество…

Макарий кивнул, подтверждая, что родственники они там, али нет, а разговор у них будет государственный.

— Ваше святейшество, пасынок мой страшную ошибку совершает. Не надо бы ему разводиться, не к добру…

Макарий руку поднял, речи ненужные остановил. Чего их слушать-то бестолку? Ни к чему государыне воздух переводить, а ему ерунду слушать, пустое это.

— Ты помолчи, государыня, послушай, что мне известно стало. Бесплодна рунайка, да и припадок случился у нее. Не сможет государь ее оставить, бояре давить начнут.

— А когда не начнут?

Макарий только головой покачал.

— Начнут. Боярин Пущин намедни уж интересовался, чего я тяну с разводом. Да и государь тоже поскорее удалить Марину требует.

О четырех монастырях, о мощах, которые должен был прикупить для него Истерман, о прочих приятностях и полезностях, обещанных Борисом, да щедрой рукой, патриарх умолчал. Бориса-то он знал хорошо, у государя слово твердое, сказал — сделает. Не любит он на храмы деньги выделять, но коли сказал — быть? Так и будет. И в срок.