Я подождал реакции, но Бобырёв не поддавался.

— Товарищ Шамба… Он замечен в махинациях на фабрике. Ты, как начальник милиции, скажи мне, чем он занимался раньше в должности директора? Рыльце в пушок макал?

— Я же за штатом, — нахмурился Бобырев.

— Всего пару недель не в должности, Виктор Игнатьевич, ну что за ремарки, — хмыкнул я. — А до этого столько лет у руля. Кстати, а до милиции-то ты кем работал?

— Слесарем, — отмахнулся тот.

А я мысленно скривился: брешет ведь пес.

— Так вот… Вернёмся к Дауру Вахтанговичу, — я посмотрел в упор на собеседника, будто хотел поделиться сокровенным. — Есть данные, что он в связке с людьми, играющими против государства. Тут тебе не хищения, а что-то покруче.

— Что? — рука подполковника так и застыла в воздухе с бокалом в воздухе.

Он сделал вид, что задумался.

— А вот это я бы хотел у тебя узнать…

Бобырёв откинулся на спинку кресла и опустил бокал.

— Андрей Григорьевич… Шамба — производственник. Орденоносец. Почётный текстильщик СССР. У него и грамоты, и медали. Он людей на работу принимал, воспитывал, швейный комбинат делал. А вы… с какими-то непонятными обвинениями. Ну списал лишку, я допускаю — с кем не бывает, когда с такими объемами продукции работаешь.

— Всё может быть, — кивнул я. — Я ведь не утверждаю. Проверяю. Если ты что знаешь — говори. С кем он общался, кто к нему захаживал. Может, что в поведении замечал?

— Ничего не знаю, — отрезал он. — Ни о чём таком слышать не доводилось. И вообще… Даур Вахтангович честнейший человек.

— Ну и хорошо, — сказал я. — Но раз так, давай вот что — этот разговор между нами. Чтобы Шамба не знал. А то обидим человека зря, нехорошо, да? Я перепроверю. А если вдруг что всплывёт — не как коллега, а как товарищ, сообщи. Тихо. Без рапортов. Лады?

— Ладно, — проговорил он, глядя куда-то мимо. — Если будет что — дам знать.

Я встал. Пожал руку и пошёл к выходу.

Уже на крыльце, подумал: «Тертый калач этот Бобырев, а в отделе при москвичах, то есть при нас, играл роль недалекого начальничка. Интересно, заглотил он наживку с Шамбой? Или играет в свою игру?»

Пока не знаю. Но что-то в его глазах уже не совпадало с тоном речи. И это — первый звоночек.

Я привычно вгляделся в темноту. Теперь мой следующий ход…

Я знал: за порогом кончается разговор — начинается охота. Этот человек непрост. И один он давно не работает. Бдительности терять сейчас никак нельзя.

Подойдя к «Волге», я завёл двигатель, неторопливо проехал до конца улицы, свернул за угол, сделал круг. Встал в тени — в проулке, под старой елью.

Вернулся пешком к дому начальника милиции, встал за соседским деревом и принялся ждать. Через час ворота распахнулись. Чёрная «Волга» мягко выехала со двора. За рулём — подполковник Бобырев. Клюнул, гад.

Я подождал, когда он отъедет подальше. И сам побежал к проулку, там, где заранее был припаркован «Москвич» — 412-й, серый, с облезлой краской, самый обыкновенный, чтобы не бросался в глаза. Сел в приготовленный автомобиль и тронулся следом. Держал дистанцию, плотно не прижимался. На улицах было пусто — дело к вечеру.

Чем дальше ехали, тем темнее становилось. На шоссе, ведущем к Чёрному озеру, я выключил фары, двигался в полутьме, следя за огоньками «Волги». Машина Бобырева тем временем шла уверенно, без остановок. Город кончился, пошло редколесье.

Когда уже видна была развилка — та самая, которая вела к турбазе, где я побывал в свой первый день, — я свернул в лес, бросил машину в кустах, даже специально загнал в чащу, почти посадил на брюхо. Заглушил, вылез. Остальное — пешком.

Лес тёмный, глухой. Туман стелется между стволами. С озера тянет сыростью. Дуновение ветра донесло звук — как будто кто-то тяжело вздохнул среди деревьев. Показалось, наверное.

Я крался к турбазе. Вот и знакомая поляна. Слева топилась баня — из трубы шёл дым. В беседке — тусклый свет, на проводе свисала одинокая лампа. Другое освещение на турбазе сегодня не включали, будто маскировались.

За столом трое: Шамба, Мещерский, Бобырёв. На столе бутылки, закуска. Три «Волги» припаркованы рядом, на территории.

Я подобрался ближе, затаился за кустами, напротив беседки. Слышимость этим влажным вечером была хорошая. Да и мужики разговаривали, не особо понижая голос.

— Москвич-то оказался не промах, — сказал Бобырёв, наливая в рюмки. — Раскопал Грунскую, сучонок.

— Да похрен, — отмахнулся Мещерский. — Что девка? Она ничего не видела. Твои родичи должны были её давно прибрать. А вместо этого — в подвал её сунули, держали. Зачем так рисковать? В озеро ее надо было, и дело с концом. Оплошали, конечно…