— Меня это тоже давно бесит, — буркнул Шамба. — Мы деньги зарабатываем, не маленькие, а они в жертвы играют. Из-за них вся схема под угрозой. Ты бы разобрался с ними, Хозяин.

Бобырёв резко хлопнул ладонью по столу. Бутылка дрогнула.

— Помалкивай, пока цел. Забыли, кто вас из задницы вытащил? Кто заработок дал? ПС-63 — это мои каналы и моя заслуга. Без меня вы бы всё слили в сортир, даже не поняв, на чём сидите.

Повисла тишина, но ненадолго.

— Может быть, — даже слышно было, как Шамба скривился. — Но я так-то тоже рисковал. Ткань гнал за границу, а как бы ты вещество отправил? С каждым рейсом — риск. А ну как примут груз?

— Ну не приняли же? — зло хмыкнул Хозяин.

— А Лазовские? — вступил Мещерский. — Они же всех валят. Не, ну я понимаю, ревизора того, и инспектора, и бухгалтера нашего — Кулагина. Но остальных зачем? Ну к чему нам тут столько трупов?

— Потому что иначе нельзя, — сказал Бобырёв. — В общей свалке никто не поймёт, что их что-то связывало. Что они нам мешали. А если бы убрали только Кулагина и ревизора — сразу подумали бы, что да почему, на след бы вышли. А так — эти растворились среди без вести пропавших.

— Лазовские сами-то сейчас где? — спросил Шамба.

— Там, где и должны быть. Не суйся. Да, они не в себе. Но верные. Отец сына сдал, потому что так надо было, чтоб тот в КПЗ очутился и брата вытащил. Вот это — кровь. Вот это — семья. Не то что вы, убогие.

— Полегче, Игнатич, — защищался Шамба. — Мы делали всё, как ты сказал. Без проколов, пока этот москвич не приехал. Будь он неладен. Убирать его надо, Бес не справился. Окочурился Беспалый.

— Это и хорошо, что окочурился, — медленно кивнул Хозяин. — Сдать нас не успел.

— А вот родственнички твои могут сдать… может, избавиться от них? — Мещерский заёрзал. — Таких родичей и врагу не пожелаешь.

Я вспомнил, как он всё размахивал руками и шумел, когда встречал меня и вёз сюда, на их «поляну». Вот и теперь Мещерский не утерпел, сказал, чего не стоило говорить вслух.

— Заткнись… — глухо сказал Бобырёв. — Помалкивайте. И я их не сдам. Сейчас паспорта им делаю, и затеряются на просторах Союза. А чуть стихнет, и вовсе в Болгарию их переправлю.

Я стоял в темноте и слышал каждое слово. Теперь я знал, кто тянет за нитки. Что здесь за кукловод.

— Но какого чёрта они убивают сейчас? — Мещерский уже не мог сдерживаться, привстал, наклонился ближе к столу. — Когда мы всех любопытных убрали. Это же не по твоей указке, Виктор Игнатьевич? Или я чего-то не понимаю?

Я чуть высунулся из-за кустов — мне хотелось не только слышать, но и видеть, как они тут решают судьбы людей. Я хочу знать о них всё, прежде чем брать.

Бобырёв не сразу ответил. Медленно поднял глаза, глянул на председателя горисполкома исподлобья. В зрачках плясали отблески лампы. Помолчал, налил себе, выпил залпом. Вытер рот тыльной стороной ладони.

— Не по моей, — голос у него стал глухим. — Есть у них своя… тяга. Потребность. Это… семейное. Наследственное. Но тебе туда лучше не соваться. Ни тебе, ни тебе, — он перевёл взгляд на Шамбу, и тот даже вскинул руку, мол, чур. — Вы всё равно не поймёте.

— Да уж, психиатр бы пригодился, — пробормотал Мещерский, криво усмехнувшись. — Ненадежные они, ой, ненадежные.

Кажется, он ещё не понял, как сильно задел Хозяина. Бобырёв же резко наклонился вперёд. Тень от его фигуры легла на стол, голос стих до шёпота, но в нём чувствовалась сталь:

— Ваша задача — выполнять приказы. Без вопросов. Без самодеятельности. Сидите тихо. Не отсвечивайте. И молитесь, чтобы я успел всё зачистить, пока кто-то из вас не наломал дров. Москвич приходил сегодня, — продолжил он. — По вашу душу. Имён не называл, но глаза у него были такие, будто уже всех засадил. А вы у него на карандаше. И в следующий раз просто так не придет, а с постановлением на арест явится.

Оба его собеседника переглянулись. Настороженно. Понимали — жареным пахнет.

— Значит, так… — продолжил Бобырев. — С москвичом я разберусь. В области у меня всё схвачено, в главке есть свои, прокурор — понятливый. Но если кто-то заговорит… — он постучал указательным пальцем по столу, отчеканивая каждое слово, — я вас сам прикончу. Без помощников.

Он налил ещё. Пододвинул рюмку к Мещерскому.

— А Лазовские… — добавил. — Они вырежут вам сердца. Без вопросов. У них это, кхе-кхе, поставлено на поток. Много лет. И, между прочим, на нас всех они работали. Ни одна собака на озеро не совалась, ни туристы, ни ученые. Боялись! Ещё как, а все благодаря Лазовским. Это они такую репутацию сделали нашей местной достопримечательности. А ты мне про психиатра, Гаврюша.

Мещерский сглотнул, взял рюмку. Руки его чуть дрожали.

— Ладно… Хозяин… Я же просто… Спросил. Для ясности.