Альтернативой было проверить не только верность своего персонала, но и преданность всего народа. Призвать силы на защиту Дундурана — шаг, на который даже ее отец никогда не решался. У нее была власть, была судебная печать, но была ли у нее поддержка от простых фермеров до благородных баронов?

Я не уверена.

Она думала, что знает этих людей. Думала, что может им доверять. Но, как оказалось, ошибалась.

— Бренна.

Шателен вышла вперед, и выражение ее лица стало еще более каменным. Это холодное, непроницаемое лицо не раз расстраивало Эйслинн. В минуты одиночества она представляла, что Бренна ею разочарована. Или злится.

Теперь это не имело большого значения. Боль еще была, но она пряталась под слоем ледяного негодования, за которое Эйслинн цеплялась, чтобы не сломаться.

— Моя леди?

— Мне нужно знать обо всем, что происходит в замке. Если кто-то высказывается в поддержку Джеррода. Если кто-то недоволен моим отцом. Или мной. Все, что угодно.

— Да, моя леди.

— Это касается и тебя, Бренна.

Бровь шателен дернулась вверх.

— Меня?

— Я знаю, Джеррод был тебе близок. Я знаю, что ты относилась к нему… с теплом. — Эйслинн с трудом подавила дрожь в голосе. — Я знаю, что он тебе дорог. Но то, что он планирует, угрожает всем нам. И я надеюсь, что могу рассчитывать на твою поддержку.

Губы Бренны сжались, и на мгновение Эйслинн приготовилась к резкому отпору. Бренна была женщиной гордой и требовательной, особенно к себе. Сомневаться в ее верности — почти оскорбление. Но Эйслинн знала: Бренна прощала Джерроду многое. Слишком многое. Она никогда не скупилась на замечания в адрес Эйслинн, но брат… брат был почти неприкосновенен.

Если бы кто-то, кто-нибудь, установил Джерроду границы — может, все было бы иначе. Возможно, если бы родители не были так сосредоточены на воспитании Эйслинн как наследницы с ее «иным» мышлением, они бы заметили, каким завистливым и жестоким становился их сын. Первой это поняла Бренна. И все же она любила его. Как мать. Даже когда он вел себя отвратительно. Даже когда он был опасен.

— Он просто глупый мальчишка, — наконец сказала она. — Думаю, скоро все это ему надоест.

— Я тоже надеюсь на это. Но мы обе знаем, каким он становится, когда чего-то по-настоящему хочет, — спокойно ответила Эйслинн. — Он никогда не направлял свое упрямство в нужное русло, на служение Дундурану. Только на достижение своих целей. Его ярость уродлива. И ты знаешь это не хуже меня.

— У твоего брата была трудная жизнь.

Сорча едко усмехнулась.

Эйслинн прикусила язык. Это было правдой. Несмотря на все привилегии, Джерроду было непросто. На это были свои причины. Но его поведению нет оправдания.

— Это не дает ему права угрожать своей семье и дому, — сказала Бренна.

— Согласна. — Эйслинн откинулась на спинку кресла, изучая лицо шателен. Ей хотелось верить ей. Но сейчас не время для ошибок.

— Хорошо. Держи меня в курсе всего, что узнаешь.

— Конечно, моя леди. — Сделав короткий реверанс, Бренна удалилась.

Повисшая после ее ухода тишина была тревожной.

— Я хочу, чтобы ты следила за ней, — тихо сказала Эйслинн Фиа. — Но это только между нами.

— Да, миледи.

— Разве все это необходимо? Стоит ли подозревать ее и шпионить? — Сорча нахмурилась.

— Надеюсь, что нет, — прошептала Эйслинн. — Но у Джеррода были сторонники.

— Их недостаточно, чтобы свергнуть вас, — уверенно сказала Фиа. — Ваши люди лояльны. Они видят, сколько вы делаете — и делали, даже когда он был наследником. Они знают, кто лучше подходит для правления.

— Он не найдет поддержки, когда люди услышат, что он собирается привести наемников, — добавила Сорча. — Судьба знает, что те сделают с таким городом.

Новая волна ужаса прокатилась по ее телу. Она не могла позволить, чтобы армия Джеррода подошла хоть на день пути к Дундурану. Любой, кто был достаточно глуп или отчаян, чтобы последовать за ним, не пощадит этот город.

— Ты выглядишь уставшей, — Сорча обошла стол и положила руку ей на плечо. — Все будет хорошо. Вот увидишь. Дарроуленд верен тебе.

Она должна была в это верить.

Иначе ей не вынести тяжести той ошибки, которую она не могла допустить.

24

?

Не то чтобы это что-то значило лично для нее, но Эйслинн была уверена: сегодня Бренна, без сомнения, гордилась бы ею.

Готовясь к заседанию совета, она рано встала и терпеливо сидела, пока Фиа выбирала подходящее платье и укладывала ее волосы в изящные косы и локоны, украшенные жемчужными шпильками. Тонкий полумесяц головного убора, инкрустированный жемчугом и аквамаринами, отводил волосы от ее лица. Длинная нить жемчуга спускалась к шее, где рядом покоились золотая стрела и меч — эмблема ее дома.