Эйслинн кивнула, что, казалось, удовлетворило Бренну.

— Хорошо, — сказала она. — Я пришлю Фиа помочь тебе одеться.

Внезапно с тяжелым сердцем Эйслинн выбралась из своей большой кровати, хотя ей хотелось снова погрузиться в мягкую, успокаивающую темноту. Впереди ее ждал долгий и трудный день, без надежды на визит в свое убежище, которого она ждала с нетерпением.

Часть ее оплакивала то, что оно больше не было секретом.

Большая же часть уже скучала по встречам с кузнецом.

?

— Этому здесь не место.

Хакон поскреб клыками по верхним зубам, проверяя, разогревается ли кровь быстрее, чем кузнечный горн.

— Теперь место, — сказал он главному кузнецу со всем терпением, какое у него еще оставалось. Которое, по общему признанию, было не очень большим.

— А кто сказал, что ты можешь что-то передвигать? — Фергас свирепо уставился на него из-за запасной наковальни, которую Хакон имел наглость сдвинуть с места.

В разгар их ссоры Хакон почти пожалел о пермещении кузни. Создание станций для разных задач имело наибольший смысл, поскольку их было только двое, и он выполнял свою работу гораздо быстрее в те два дня, которые потребовались Фергасу, чтобы заметить изменения.

Он не мог полностью сожалеть об этом. Ему нужно было что-то сделать.

Она не пришла. Ни сегодня, ни вчера, ни позавчера.

Раньше не проходило и трех дней, чтобы леди Эйслинн не навещала его, с тех пор, как как она принесла ему первый проект. Но сейчас он видел ее лишь мельком в столовой или прогуливаясь по внутреннему двору.

Зверь внутри хотел выследить ее и никогда больше не покидать. Как он мог защитить ее, если ее не было рядом? Откуда он узнает, как у нее дела, и что она думает, если она не пришла к нему?

«Зачем ждать», потребовал его зверь. «Иди к ней!»

Однако он не мог этого сделать. У него было достаточно здравого смысла и самосохранения, чтобы понять, что если он пойдет к ней, это будет конец.

Она отошлет его прочь — или это сделает ее отец. Тогда он действительно не увидит ее, и ни он, ни его зверь не смогут с этим жить.

Итак, Хакон стал беспокойным и возбужденным, пытаясь отрицать веления разума и реальность. В результате кузница была перестроена за один день. Теперь его гнев вспыхивал слишком легко.

Фергас расхаживал по кузнице, насмехаясь и ворча по поводу разных станций и того, где оказались инструменты.

— Это имеет смысл, когда нас только двое, — не в первый раз возразил Хакон.

— Это чушь, вот что это такое. Эта кузница годами прекрасно работала без твоего вмешательства!

— Это не вмешательство, это лучшее использование пространства.

Борода Фергаса опасно дернулась, и румянец на его лице стал еще гуще.

— Положи и расставь все обратно.

— Ты даже не пытался…

— Верни. Все. Обратно, — он взял молоток и ударил им по наковальне, пробив кольцо.

— Нет.

Взгляд Фергаса потемнел.

— Это приказ.

— Если тебе это так сильно не нравится, верни все обратно сам. Это работает для меня и…

— Нет, ты работаешь на меня, полукровка, — выплюнул Фергас, обвиняюще тыча пальцем. — У тебя могут быть свои причудливые обычаи и орочьи приемы, но это моя кузница, ты понимаешь? Ты надоешь наследнице — похоже, это уже случилось, — и где тогда ты будешь?

Хакон предупреждающе зарычал, резкие слова ударили слишком близко к его сердцу.

Злобно сверкнув глазами, понимая, что заработал очко, Фергас снова ударил своим молотом по запасной наковальне.

— Ей всегда надоедают ее проекты. Ты не особенный, полукровка. А теперь поставь все на место и возвращайся к настоящей работе.

Хакон обнажил клыки, в его груди было столько же разочарования, сколько и настоящего звериного инстинкта. Из ноздрей вырвалось фырканье, затем он потащил Вульфа за собой, выходя из кузницы, прежде чем совершил что-нибудь достойное сожаления.

Во дворе было намного прохладнее, чем в кузнице, резкий перепад буквально ударил Хакона. Мурашки побежали по его голым рукам, но Хакон этого почти не чувствовал.

Удаляясь все дальше от проклятой кузницы, Хакон делал долгие, глубокие вдохи, нуждаясь в обжигающем прохладном воздухе в легких.

Упрямый, ненавистный старый ублюдок.

Проведя рукой по мокрым от пота волосам, Хакон замедлил шаг.

Старый кузнец был непреклонен, и Хакону нравилось думать, что обычно он не был бы так раздражен, даже если бы его идеи так тщательно отвергали. Они с Фергасом никогда не были друзьями, но он мог признать, что человек был опытен — когда он действительно к о чем-то задумывался.