Глядя в зеркало, Эйслинн подумала: Я похожа на мать.

Это было не плохо. В подобных ситуациях она всегда стремилась подражать элегантной леди Ройсин. Но все же, глядя на свое отражение, она ощущала отстраненность — словно смотрела не на себя.

Но сейчас так и должно быть.

Ощущение прохладного жемчуга на коже сопровождало ее, пока они с Фиа, Сорчей и двумя телохранителями шли к залу совета. Это не было неприятно — скорее, слегка отвлекало, как напоминание о том, насколько тяжелым может быть внешний блеск. Она чувствовала себя закованной в доспех из шелка и жемчуга, и напоминала себе: Пусть видят оболочку. Пусть судят по ней.

Сорча одобрительно кивнула. Фиа чуть заметно улыбнулась. У дверей ее охранники распахнули створки — и, затаив дыхание, Эйслинн вошла.

Гул стих. Но вместо раздражения в воздухе повисло напряженное ожидание. Как наследница и единственная представительница дома Дарроу, Эйслинн знала: встреча не начнется без нее.

Сделав шаг — неуверенный, но твердый, — она направилась к своему месту во главе стола. Фиа встала чуть позади, с папкой документов в руках. Сорча заняла позицию рядом с другими йоменами — места за столом были только для знати.

Эйслинн стояла во главе и встречалась взглядом с каждым, кого успевала заметить. Падраик Баярд был здесь — он никогда не упускал случая появиться в Дундуране. Эрл Старли, без сомнения, надеялся увидеть леди Лизбет. Барон Морро тоже явился — говорили, он искал любой повод покинуть свое поместье после смерти жены. Кроме них — еще несколько вассалов и йоменов, ранее отсутствовавших на летнем собрании. Теперь их было больше пятидесяти — почти вдвое больше, чем в прошлый раз.

Пришли посмотреть, как будет корчиться наследница.

Она отказалась развивать эту мысль. Щеки запылали.

«Никогда не позволяй им получить больше, чем ты готова», — говорила ее мать.

Она уже собиралась занять место, когда двери вновь отворились.

Один из охранников заглянул внутрь:

— Миледи, там…

Эйслинн увидела знакомый развевающийся черный плащ. Сердце сжалось, но голос ее прозвучал спокойнее, чем она чувствовала:

— Да, впусти его.

После короткого колебания охранник открыл двери шире, и в зал вошел Алларион.

По комнате пронесся приглушенный вздох.

— Миледи, что все это значит? — воскликнула леди Лизбет. Паника в ее голосе говорила за всех.

— Лорд Алларион. Добро пожаловать, — спокойно сказала Эйслинн.

Алларион поклонился.

— Благодарю вас, миледи. Для меня честь находиться здесь, среди столь уважаемого собрания.

Он ступал бесшумно, словно горная кошка. В абсолютной тишине он отыскал взглядом Сорчу и остановился у стены рядом с ней. Его взгляд скользнул по залу мягко, почти лениво — и все же Эйслинн показалось, что он развлекается.

Сев на свое место, она положила руки на полированный стол. Пауза затягивалась. Она произнесла:

— Прошу, занимайте места. Мы можем начинать.

Совет медленно начал рассаживаться, но взгляды метались — от нее к Аллариону и обратно.

— Лорд Алларион вступил во владение поместьем Скарборо, — начала она. — А значит, имеет полное право присутствовать на этом заседании.

Несколько человек уставились на нее так, будто захлебнулись воздухом. Эйслинн позволила им повариться в изумлении еще пару мгновений, прежде чем перейти к сути.

Чем раньше начнем — тем скорее закончим.

— Теперь, когда вы все…

— Он фейри! — воскликнул Падраик Баярд, вскочив.

— Да, милорд. Я в курсе.

— Он не может… не должен…

Его взгляд на Аллариона был одновременно паническим и абсурдным.

— Как вы знаете, — продолжила Эйслинн, — король Мариус даровал благословение на интеграцию представителей других народов в наши земли. У Аллариона есть документ, подписанный мной и моим отцом.

— Но, миледи, — попытался возразить барон Бергойн, один из южных вассалов, — предоставлять такие права чужаку…

— Никто не претендовал на Скарборо десятилетиями, — спокойно ответила Эйслинн. — Алларион делает нам одолжение, занимая и восстанавливая эти земли. Более того, продажа помогла Дундурану покрыть взносы этого года. Как только вопрос с моим братом будет решен, я верну вам разницу между нынешними и прошлогодними сборами.

По залу прокатилось зашептанное бормотание. Отец Эйслинн частенько говорил:

— Деньги говорят, даже если у них нет рта.

— Итак, — продолжила она, — я не желаю больше слышать споров на этот счет. Жители Дарроуленда усердно трудились, чтобы стать частью наших сообществ. По всем отзывам, они — добропорядочные соседи. Мой отец всегда отстаивал идею Дарроуленда как вотчины свободы и достоинства — как для людей, так и для иных народов.