Он хотел быть чем-то большим, чем бедным осиротевшим полукровкой Ингрид.

Он хотел выбраться из этого дома с его темными углами, холодным очагом и тяжелыми воспоминаниями.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — мягко увещевал он Сигиль. — Я знаю, что могу работать в кузнице гадарона, но это не жизнь. Я хочу того, что есть у тебя, Сигиль.

Ее губы сжались в линию между клыками, украшенными драгоценными камнями из серебра, чтобы продемонстрировать ее мастерство. Кожи ее одежды были мягкими и отполированными, без сомнения, благодаря Вигго, а туника и юбка были расшиты по краям и манжетам замысловатыми узорами в виде молотков и щипцов. На ее шее висел двухслойный обруч, по обе стороны от горла мерцали два драгоценных камня.

Хакон определенно не ревновал к тому, что у Сигиль было две пары, когда у него не было ни одной. Определенно нет.

Конечно, он знал, что его тетя усердно трудилась ради той жизни, которая у нее была, и она заслуживала всего счастья. Хакон был полон решимости работать так же усердно, чтобы заслужить то же самое.

Сигиль снова фыркнула, убирая со лба несколько прядей своей темной гривы.

— В Калдебраке больше женщин, не только Фели.

При упоминании этого имени у Хакона загорелись уши, и он демонстративно не отрывал взгляда от своего свертка. Быть подальше от Фели и его старых чувств к ней было еще одной причиной уйти.

Он даже не мог списать свое увлечение на глупость юности, ведь он тосковал по оркцессе гораздо дольше. Фели была единственной девушкой, проявившей к нему хоть какой-то интерес, и хотя она ясно дала понять, что никогда не согласится на брачные узы с ним и даже что он не будет единственным мужчиной, с которым она бы спала одновременно, Хакон годами надеялся, что она передумает.

Множество орков создавали семьи больше чем из двух партнеров — Сигиль, Халстерн и Вигго были простым доказательством этого. Однако глубоко внутри Хакон всегда был ревнивцем: алчным, вожделеющим. Он хотел кого-то только для себя. Это был уродливый вид собственничества, и он делал все возможное, чтобы подавить эти чувства, поскольку знал, даже в своем глубочайшем увлечении, что они бесполезны, когда дело касается Фели. Оркцесса не была заинтересована в выборе только одного партнера по постели, и даже если бы она это сделала, это был бы не он.

В конце концов, они получили удовольствие друг от друга. Хакон научился доставлять удовольствие женщине, а Фели узнала, каково это — спать с полукровкой. Были времена, когда они не спали допоздна, валялись в постели и просто разговаривали, и Хакон думал, что, возможно, это перерастет в нечто большее. Но теперь он был мудрее и, возможно, немного сообразительнее. Фели не была для него той женщиной.

— Ни одна из них не хотела меня заполучить, — напомнил Хакон своей тете. У него было много друзей или знакомых, он вырос среди многих сородичей, но большинство видели в нем в лучшем случае только брата, в худшем — объект жалости. Бедный Хакон полукровка, без родни, только с одним слышащим ухом — чем он мог похвастаться?

— Ты этого не знаешь, — настаивала Сигиль.

— Знаю.

— И ты думаешь, что человеческая женщина примет тебя?

У Хакона снова загорелись уши.

Да, на это есть надежда.

— Я пытался найти себе пару здесь. Пришло время поискать в другом месте, — сказал он, как ему показалось, довольно дипломатично.

— Но люди… — Сигиль сделала пренебрежительный, грубый жест. — Они такие…

— Мой отец был человеком.

— Да, но Кормак был другим. Сильным. Знаешь, они не все такие.

— Не все орки одинаковы, Сигиль.

Она предостерегающе ткнула в него зеленым пальцем.

— Не спорь со мной, племянник.

— Не спорю, просто указываю.

— Ты делаешь это снова.

— Делаю что?

Сигиль издала звук отвращения, прежде чем промаршировать через комнату. Хакон приготовился к сестринской пощечине, но вместо этого Сигиль положила руку ему на плечо и сжала.

— Я потеряла сестру, а теперь и родителей. Я не хочу потерять и тебя, племянник.

С болью в сердце Хакон опустил свертки с вещами и протянул руки, заключив тетю в крепкие объятия. Они были почти одного роста, Сигиль немного выше, но Хакон шире в плечах. Он почувствовал ее любовь и ее потерю через объятия — это почти убедило его остаться.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, правда. Я просто беспокоюсь, что ты уходишь из-за горя, а не для того, чтобы обрести счастье.

Хакон отстранился, чтобы посмотреть на нее снизу вверх.

— Они будут со мной, куда бы я ни пошел. И это не прощание.

Сигиль глубоко вздохнула.

— Куда ты пойдешь?

— Ты помнишь, что сказали следопыты, которые приходили в прошлом месяце? О том, что есть человеческое место, которое принимает иных людей?

— Дарроуленд.

— Да. Очевидно, там уже есть полукровки, — он солгал бы, если бы сказал, что ему не было любопытно встретиться с одним из своего вида, другим, который был одновременно человеком и орком.

Отступив назад, Сигиль обняла его за плечи, оценивая своими глубоко посаженными карими глазами. У всей семьи были такие глаза, включая Хакона. Они были знаком того, что, даже если он был орком только наполовину, эта половина принадлежала им.

— Возможно, это к лучшему, — наконец неохотно сказала она. — Ходят слухи, что Валлек Дальнозоркий может отправиться на север в поисках вербовки. Такого молодого кузнеца, как ты, забрали бы, и я не хочу для тебя такой жизни. Его разговоры о единстве хороши, но война — это уродливо.