Хакон издал звук согласия. Валлек Дальнозоркий был главой вождей, самым близким к королю из всех, кто был у орков. Правя древней твердыней Балмиррой, Валлек поднял знамя объединения орочьих кланов в нечто вроде человеческого королевства. Подобный подвиг совершался не в первый раз. Когда-то орки владели обширным регионом, далеко за пределами скалистых гор Григен, в которых они сейчас обитают, но завоевания драконов и людей, а также разногласия среди самих орков уничтожили их территорию.

Возобновились слухи об угрозах с востока. Пиррос снова расширял свои границы. Проведя столетия в войне с кочевыми племенами на южных равнинах, а также с драконами на их пустынных и скалистых островах, Пирросская империя укрепила свои границы и теперь смотрела на запад, на богатые полезными ископаемыми горы Григен. Также ходили разговоры о том, что эйреанские лорды вторгаются в спорные пограничные земли на севере, что в лесах и предгорьях вырастает все больше человеческих деревень.

Валлек был не первым лидером, заявившим, что единственная безопасная стратегия — это объединиться и противостоять подобным внешним угрозам. Однако кланы орков были неуправляемыми, и некоторые из них уже давно откололись, чтобы жить в восточных предгорьях, вдали от других, когда вождь Балмирры в последний раз пытался поднять единое знамя. Возможно, другие вожди не возражали бы, если бы Валлек попытался подчинить жестоких Каменнокожих и злобных Острозубых, но что касается других кланов, Широкоплечих, Зеленых Кулаков и прочих, Хакон не знал, насколько хорошо они восприняли бы подчинение его власти.

Все это пахло надвигающейся войной — и Сигиль была права, он не хотел в этом участвовать.

Хакон хотел хорошей жизни, скромной жизни. Пару, семью, работу, которой можно гордиться. Его не интересовали ни политика, ни военные игры. Дайте ему хорошую женщину, надежную кузницу и шанс чего-то добиться, и он будет доволен.

Его мечты не были большими или грандиозными, но они были яркими — и его. Его бабушка и Сигиль часто называли его мечтателем, погружающимся в свои грезы наяву во время работы в кузнице.

Возможно, он был мечтателем. Возможно, он был глуп. Все, что Хакон знал наверняка, это то, что он должен воспользоваться этим шансом и сбежать.

Громко вздохнув, Сигиль полезла в карман, чтобы вытащить пухлый мешочек. Она прижала его к груди Хакона, неровное содержимое ткнуло его даже через шкуру.

Он бросил один взгляд на пригоршню неограненных драгоценных камней и тут же вернул их обратно.

— Я не могу это взять.

— О, еще как можешь, — возразила она, подталкивая его руки и мешок обратно. — У нас этого много. Используй их, чтобы начать свою жизнь.

Хакон схватил мешок, драгоценные камни внутри зазвенели. Калдебрак был богатым городом, построенным на зазубренном горном пике глубоко в Григене. Необработанные драгоценные камни и жеоды были почти помехой, прорастая, как сорняки из грязи. За креслом вождя в большом зале в камнепаде бурлила золотая жила толщиной с руку Хакона.

Григен, и Калдебрак в частности, были всем, о чем мечтали Пирросси, и даже больше. Вот почему орки держались особняком; такое богатство только навлекло бы неприятности на их порог, если бы кто-нибудь узнал.

— Спасибо тебе, тетушка, — сказал Хакон, обнимая Сигиль за шею.

Его тетя рассердилась на прозвище, но обняла в ответ таким крепким объятием, что у него затрещали ребра, и воздух вылетел из легких.

— Ты вернешься, — сказала она, это был не вопрос и не просьба. — Когда ты найдешь эту свою женщину, ты приведешь ее познакомиться с нами.

— Конечно, — пообещал он. — Куда бы я ни уехал и как далеко, мы семья, Сигиль.

Глаза Сигиль блестели от слез, она кивнула.

— Хорошо. Теперь подвинься. Ты ужасно собираешься.

2

?

Пять месяцев спустя

Эйслинн могла прятаться в своем кабинете только до поры до времени. Она знала это, и все же каждый день надеялась, что у нее будет еще полчаса одиночества, прежде чем кто-нибудь найдет ее, нуждаясь в указаниях по тому или иному вопросу. Конечно, это была бесплодная надежда.

Будучи наследницей Дарроуленда, одного из крупнейших и богатейших владений в королевстве Эйреан, она больше не имела собственного времени.

Однако это не означало, что Эйслинн смирилась с новой реальностью. На самом деле, когда в дверь ее кабинета быстро постучали три раза подряд — верный признак того, что ее нашла грозная шателен Бренна, — ее первой мыслью было: Мне нужно найти новое убежище.

С тяжелым вздохом отложив ручку, Эйслинн провела ладонями по лицу, только потом вспомнив, что нужно проверить, нет ли на них чернил.

— Входите, — позвала она, хотя Бренна уже закрывала за собой дверь.