Германия была уничтожена, Гитлеру пришел конец. Однако оставалась еще Япония, ее еще предстояло победить — в этом были особенно заинтересованы США. Но победа над восточным врагом была лишь вопросом времени, стратегии и очередных торгов. А в Европе уже воцарился мир. Следовательно, исчезла главная угроза, которая на протяжении четырех лет держала союзников вместе и вынуждала разрешать конфликты, несмотря на личные амбиции.

Здесь, в Потсдаме, не было президента США Рузвельта. И Черчилль, и Сталин — лидер СССР, уважали его. Американец не раз выступал миротворцем между союзниками, предлагая компромиссы — с учетом интересов США, конечно. В конце концов, Черчилль, Сталин и Рузвельт совместно пережили эту страшную войну. До победы лидер США не дожил четыре недели. Его место занял другой, незнакомый участникам «большой тройки» политик — не слишком образованный «ястреб» Гарри Трумэн. Президентом он стал почти случайно, точнее, «по наследству» — после смерти предшественника пост перешел к нему автоматически, без выборов.

Уже стало понятно, что он — совсем не Рузвельт. Позавчера Трумэн, пытаясь удивить присутствующих, рассказал о «чудо-оружии» — бомбе, только что испытанной в США. Он не произнес словосочетаний «ядерная бомба» или «атомное оружие», все и так это поняли. Трумэн пытался поразить присутствующих последствиями взрыва — эмоционально надавить, выторговать себе более сильную позицию перед СССР, вдохновить Черчилля выступить совместно против Сталина. Он не знал и не мог знать, что СССР также создает ядерное оружие, и успех США — лишь тактический. А Черчилль… Старый опытный премьер-министр заметил равнодушную реакцию «дядюшки Джо», как называли Сталина, и осознал, что Советы знают и могут гораздо больше, чем говорят. Черчилль намекнул об этом Трумэну — но тот оказался слишком высокомерным и самоуверенным, чтобы слушать кого-то, кроме себя.

«Если коммунисты не осознают, кто сейчас главный в мире, придется показать еще раз — так, чтобы дошло. Сразу и до всех, — сказал американец. У него был неприятный голос, громкий, сухой и трескучий, как мотор, которому не хватает горючего. — У нас есть Япония! А в случае чего — и СССР».

Черчилль только вздохнул. Он считал, что после такой страшной войны не стоит… Не стоит… Только как это объяснить тем, кому хочется поразмахивать кулаками друг перед другом! И когда! Сейчас! Сколько людей полегло! Проблемы в экономике! Разве что действительно совместно с американцами закрыться, замуроваться, отгородиться от СССР… Тогда еще не существовало термина «железный занавес». Но подобные мысли уже возникали у Черчилля. Равно как и не менее важные вопросы послевоенного устройства мира.

Война с Японией — как, когда, какими силами? Что делать со странами, территории которых уже оставили немцы, откуда прямо сейчас выдавливают японцев? С тем же Китаем, Филиппинами и т. д.? Со странами, которые были частью Британской империи? Последнее особенно волновало Черчилля. Вопрос максимального сохранения или, лучше сказать, возврата этих стран короне — был его уязвимым местом.

Есть еще арабские страны — нефтяной регион, направление традиционных интересов англичан, а с недавних пор — американцев и СССР. Так, русские пока сосредоточились на Иране, однако… А еще Палестина — что делать с арабо-еврейским конфликтом, с этой алией, то есть массовым возвращением евреев на историческую родину? Пока там руководят британцы, но очевидно, что так будет не всегда. Достаточно вспоминать революционные настроения индусов, которые только и мечтают развалить империю.

А Европа? Страны, где стоят советские войска? Многострадальная Польша, с которой все началось и чье правительство находилось в Лондоне в течение всей войны? А Чехословакия? Взрывоопасные Балканы? Особенно Греция — Сталин явно согласен «махнуться» ею на Польшу… Но как тогда смотреть в глаза полякам? Даже не политикам, а тем польским пилотам, которые совместно с англичанами выиграли битву за Британию в 1940 году?

А что делать с миллионами заключенных и освобожденных советских граждан, которые поверили англичанам и сейчас находятся в лагерях беженцев? Сталин требует их вернуть в обмен на граждан Великобритании. Что с ними сейчас делают русские — «проводят идеологическую обработку»? А что произойдет с бывшими пленными советскими гражданами — русскими, украинцами, белорусами, латышами, евреями, только состоится обмен? Лишат прав? Вывезут в Сибирь? Арестуют? Расстреляют?

Что делать с разбитой и нищей Германией? Союзники договорились о «расчленении» страны на зоны оккупации, но как ее делить между тремя странами? Или четырьмя — ведь есть еще и Франция, присоединившаяся к союзникам год назад. Черчилль настаивал на выделении Франции четвертой оккупационной зоны. Но как провести денацификацию и уничтожение военного потенциала Германии, как контролировать действия каждого союзника? А как с нищей и разрушенной страны взять те же репарации, 50 % которых должен получить СССР?

Вопросы, вопросы… Черчилль обдумывал их десятки, сотни раз. Вот и сейчас, в ванне, эти вопросы одолевали его. Полностью погрузившись в тяжелые думы, сквозь шум воды он не сразу услышал стук в дверь. Уинстон встал, чтобы закрутить краны, расплескав воду на пол и тапочки.

— Кто вы и что вам нужно? — рявкнул он.

— Папа, выходи. Мистер Этли уже здесь.

Черчилль услышал голос 22-летней Мэри, своей младшей дочери. Она часто сопровождала отца в поездках, выполняя обязанности личной помощницы. Ведь секретари и стенографистки надолго не задерживались у мистера Черчилля — слишком тяжел он был в общении. «А ты, моя дорогая, — говорил он Мэри, смеясь — можешь уволиться от меня разве что замуж».

— Вы заметили, что сейчас ночь?! — рявкнул Черчилль.

— Мистер Черчилль, получены результаты выборов! Данные из Лондона! Вы же не хотите узнать все утром, когда будет официальное обнародование? — спросил Клемент Этли, лидер Лейбористской партии и главный конкурент консерваторов.

— Подождите пару минут! Я оденусь!

Черчилль, при всей своей самоуверенности, был реалистом. Выборы в Великобритании состоялись еще 5 июля. Осознавая, что убедительная победа партии тори, возглавляемой им самим, вызывает определенные сомнения, Черчилль нехотя взял с собой Этли на Потсдамскую конференцию. Эти полторы недели он потратил на то, чтобы ввести возможного преемника в курс всех дел. Объяснял, учил, рассказывал о каждом из участников, его психологии, интересах, особенностях. С тяжелым сердцем, но максимально искренне. Нужно ли было учить этому Этли, если выиграют тори? Смогут ли лейбористы, проклятые лейбористы оценить все, о чем он, Черчилль, предупреждал и чему учил, если они выиграют? Однажды он назвал их «полукоммунистами»… Был небольшой скандал, который удалось замять, — слишком популярным был он, лидер страны, который выиграл безнадежную войну. Однако своего мнения относительно лейбористов и лично Этли Черчилль не изменил.