— Знаете, у меня тоже были постоянные конфликты в классе… — начал Уинстон.

— Дело не в конфликте! Министры — не мальчишки! Ты можешь поменять школу или не дружить с кем-то. А в кабинете министров — серьезные и отнюдь не глупые люди, — заметил лорд Черчилль.

— Я и хочу объяснить, — горячо сказал Уинстон. — Вы не знаете этой истории! Когда я учился в Хэрроу, учитель математики попытался «выдавить» меня из своего класса. Видимо, я ему не нравился, потому что портил статистику — я ведь не дружил математикой… Несколько месяцев мы портили жизнь друг другу, пока, наконец, не вмешался директор. Он предложил мне перевестись в другой, параллельный класс. Мол, там наставник — преподаватель английского, он и ко мне хорошо относится, и хвалит мои эссе. Я согласился, что если перейду к нему, то и мне, и моим одноклассникам станет легче. Однако тогда математик сможет считать, что достиг своей цели. Поэтому сказал: пусть лучше еще два года мы будем раздражать друг друга. Возможно, это будет мне во вред, возможно, в конце концов я так и не выучу математику — но победить себя ему не позволю.

— По крайней мере теперь я понимаю, отчего ты дважды подряд провалил экзамен по математике в Сандхерсте. Оказывается, мы сейчас тратим немалые деньги на репетиторов с Кромвель-роуд только потому, что ты когда-то решил отстоять свою гордость. Это бывает, — неожиданно мягко сказал отец и впервые искренне улыбнулся.

— Так вот что я имею в виду: поддаваться давлению — это проявлять слабость и глупость. Человек может убеждать себя, что он сохраняет достоинство, если откуда-то «добровольно уходит». Но при этом он теряет реальную власть и возможность хоть как-то влиять на ситуацию. Я мог благополучно уйти из класса и держаться на расстоянии от математика, невзлюбившего меня. Возможно, это распространенная практика и в политике. Но она — не моя.

— Ты бы не ушел? — уточнил отец.

— Они бы сломали об меня зубы, — с апломбом заявил сын, задирая подбородок. — И даже челюсти, — добавил он.

— Мама!!! — обычно спокойный Джек неистово вопил. — Он упал и больше не разговаривает!

Леди Черчилль заметила, что лицо ее младшего сына побелело от ужаса.

— Откуда? Где? Где Уинстон? — интуиция матери работала безошибочно.

Подхватив узкое платье, она побежала к мосту над обрывом.

— Он там, внизу! На лестницу! На лестницу! — кричал Джек, бежавший первым.

— Роберт… Роберт с ним? — спросила запыхавшаяся мать.

— Да! Он остался, а я побежал за помощью, — заверил мальчик. И оптимистично добавил: — Уинстон еще дышал, когда я его видел в последний раз.

— Как это случилось, как? — допытывалась леди Черчилль.

— Уинстон прыгнул с моста! — сказал Джек.

— После сегодняшнего разговора с отцом? — мелькнула страшная мысль у леди Черчилль.

— Именно! Уинстон сказал, что в этом разговоре отец ему запретил стрелять куропаток во дворе. Поэтому мы решили играть в догонялки. Уинстон побежал на мост, и тут мы с Робертом с обеих сторон… — Джек жестами пытался показать расстановку сил.

— Господи! Неужели вы не видели, что он творит? — спросила мать, сбегая по деревянной лестнице в десятиметровый обрыв.

— Все произошло так быстро! Он перемахнул через перила! Мы кричали, чтобы он не прыгал! Даже обещали, что уйдем, что он уже выиграл. Но он все равно прыгнул… Вот они, вот! — Джек показывал направо.

— Ро-о-бе-ерт! Уинстон жив? — крикнула леди Черчилль.

— Жив, тетушка! Я послушал — дышит. Только не разговаривает и кровь везде. Штаны, куртка, трава, — комментировал Роберт, пытаясь подготовить мать к страшному зрелищу.

Но она уже летела к месту, где лежало неподвижное тело в изодранной одежде — ее сын. Правая нога Уинстона неестественно вывернулась, а лицо — было все в крови.

— Его нельзя трогать. Нам на занятиях говорили. Вы можете его поломать еще больше, станет только хуже! — воскликнул Роберт.

— Ты прав! Джек! Беги за носилками! И полотенцами! Пусть придет несколько человек — придется нести осторожно и поднимать по лестнице.

Леди Черчилль старалась мыслить быстро и четко, но ее трясло. Когда Джек понесся наверх, она закрыла лицо руками.

— Может, я приведу доктора? Он живет по ту сторону моста, недалеко отсюда. Я хотел сразу сбегать, но боялся оставить Уинстона самого, — предложил находчивый Роберт.

— Да, мой мальчик! И как можно быстрее! — не успела леди Черчилль договорить, как ее племянник уже взбирался по лестнице.

— Через полчаса я приведу врача, — крикнул он уже с моста. — Только бы он не ушел к пациенту!

Сельский врач успел вовремя. Он объяснил, как транспортировать человека с многочисленными травмами. Уже в доме, когда на Уинстоне разрезали всю одежду, врач установил диагноз: переломы конечностей и ребер, разрывы связок, травма головы. К вечеру прибыл его более опытный коллега, вызванный из ближайшего военного госпиталя. Он уточнил: у старшего сына лорда Черчилля разорвана почка.

Затем приехали «светила» хирургии из Лондона — родители не считались с расходами. В одной из комнат поместья даже оборудовали операционную, чтобы никуда не перевозить этот «обломок кораблекрушения», как назвал Уинстона его отец.

После трех недель между жизнью и смертью, пережив несколько операций и тяжелую лихорадку, наш герой стал понемногу приходить в себя.

Сначала он ничего не понимал и не помнил. Когда память вернулась, Уинстон рассказал, что прыгая с десятиметровой высоты, он рассчитывал на сосны, растущие в обрыве.