— Ты труп! — заявил один из них, пухлый мальчик с веснушками.

— Тебе крышка! — добавил какой-то коротышка.

— Это Эмери! Он с нашего шестого класса! — сказал знакомый Уинстону парень-выпускник с заметным темным пушком над верхней губой.

— И что же? — с апломбом спросил наш герой, выливая «бассейн» с обуви прямо на асфальт.

— Ты не знаешь Эмери?! Он чемпион школы по гимнастике! И еще играет в футбольной сборной!

И здесь Уинстон вспомнил. Он бывал на соревнованиях, восхищался этим парнем! Как можно было так ошибиться? Тем ни менее, подросток издевательски прокомментировал:

— С тыла вид у него был не слишком героическим!

«Даже если делаешь глупость — делай вид, то так и надо; вдруг проскочишь», — полагал Уинстон. Позднее он сформулирует свой принцип изящнее: «Успех — это способность идти от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма».

Но сейчас был явно не тот случай. Уинстон почувствовал, как его аккуратно, но крепко взяли за ухо. Перед ним стоял Эмери — уже одетый.

— Кажется, нам есть что обсудить? — подчеркнуто вежливо спросил он. И добавил: — Сэр!

— Что ж, обсудим! — вызывающе ответил наш герой.

— Не здесь, — предложил Эмери.

— Да, — согласился Уинстон.

Они вошли в корпус, и чемпион школы плотно закрыл дверь прямо перед носом многочисленных зевак.

— Извини, — начал Черчилль. — Я почему-то подумал, что ты из третьего класса, а не из шестого.

Старшеклассник пристально смотрел на него, но молчал.

— Ты же такой мелкий… Маленького роста! — продолжил Уинстон. И чтобы окончательно похоронить себя, ляпнул: — Мой отец — великий человек, министр. Но ростом он небольшой, как и ты, может, чуть выше… Да и ты еще можешь немного подрасти. Ой!

Наш герой понял, что несет чушь, и даже притих, ожидая справедливой кары. Эмери расхохотался.

— Не бойся! Человеку, у которого напрочь отсутствует связь между языком и мозгами, всегда будет доставаться на орехи! Я не хочу быть одним из многих, кто надерет тебе уши!

— Вопрос исчерпан? — осторожно поинтересовался Уинстон.

— Полностью. Побереги свои уши для других, — сказал чемпион школы. И снова насмешливо добавил. — Сэр!

Настанет время, когда пути этих мальчишек вновь пересекутся. Эмери будет работать в кабинете министров, который возглавит Уинстон. Они станут приветствовать друг друга, изображая руками волны и добавляя «сэр!» — но никто не будет понимать смысла этого ритуала.

Вечером Уинстона нашел учитель географии.

— Вы поразили меня, Черчилль. Я и не предполагал, что вы так хорошо знаете мой предмет. Почему вы раньше это так тщательно скрывали? Можете же, когда захотите! Высший балл, высший! Несмотря на грязь, которую вы, как обычно, умудрились развести даже в экзаменационном билете.

— Вы хотите сказать, что я попадаю в военный класс? — парень не верил услышанному.

— Да. Но учитывая предыдущие «успехи» и низкий рейтинг, вы зачислены только в «армейский» класс. Там вас подготовят к офицерской карьере. К государственной деятельности вы явно не пригодны.

— Почему? — подчеркнуто вежливо спросил Уинстон.

— Дисциплины не хватает. И дипломатичности, умения понимать, с кем и как разговаривать, — иронично ответил учитель. Он явно знал о сегодняшнем приключении. — Но есть шанс, что в армии вам быстро прочистят мозги. Или выбьют. Вы меня понимаете?

— Так точно, сэр! — ответил парень, салютуя по-военному.

Бах! Бах!

Эти звуки вывели Рэндольфа Черчилля из состояния глубокой задумчивости. Когда он писал речи, то будто оказывался в глубоком туннеле, замуровывался в нем, сосредотачиваясь на сути вопроса. И пока он не заканчивал работу, выдернуть его из этого состояния было сложно, почти невозможно. Но если кому-то это удавалось — гнев лорда бывал страшен. Он сразу сыпал проклятиями, несмотря на статус, возраст и пол «преступника», о чем впоследствии не раз жалел.

Лорд Рэндольф подскочил к окну, как ужаленный. На поляне, припорошенной снежком, он увидел двух своих сыновей — 18-летнего Уинстона и 12-летнего Джека, а также племянника, 14-летнего Роберта. Джек держал охотничье ружье, а Роберт поднимал за лапы куропатку. Старший из этой троицы стоял, поставив ногу на парапет клумбы. Он победно оглядывал окрестности, будто находился вовсе не в Борнмуте, имении своей тетки, а в дикой Африке, и только что подстрелил не куропатку, а взбесившегося слона.

Дергая рычаг, лорд Черчилль чуть не выломал раму в чужом доме. Справившись, он свесился из окна и завопил: