Железнодорожное кольцо Востока - соединение Читы, Хабаровска, Владивостока и Порт-Артура новыми ветками с военными узлами.Русско-японский институт взаимодействия во Владивостоке - площадка для военных наблюдателей, экономистов и преподавателей с обеих сторон.Фонд восточной науки и просвещения - перевод древних китайских трактатов, буддийских текстов и японских манускриптов на русский, для изучения в академиях империи.

Самое важное решение я принял в ноябре.

На моём столе легли два письма:

— одно из Токио, полное тонкой вежливости и скрытых угроз;

— другое из Пекина — короткое, но честное.

Я выбрал второе.

В ответ мы направили к северным милитаристам Китая крупную делегацию с оружием, медиками и инженерами. Взамен — эксклюзивные железнодорожные и торговые соглашения. Это был удар по японским интересам, но взвешенный.

– Мы не бросаем вызов, — сказал я своему послу, — мы возводим стены там, где нас хотят окружить кольцом.

А в Петербурге, в глубине Министерства иностранных дел, уже работала особая карта. На ней нити политики, дипломатии, шпионажа и логистики соединялись в единую сеть.

– Карта Востока больше не на бумаге, — шепнул я однажды себе. — Она теперь в умах и сердцах.

Япония молчала. Это было хуже, чем угроза. Их посол перестал появляться на раутах, а через агентуру стало известно — в штабах японского флота началась перегруппировка.

– Им не понравилось, что мы вошли в Маньчжурию не с пушками, а с контрактами, — заключил князь Долгоруков, курировавший азиатский вектор.

Но для меня важнее был другой вопрос: кто поведёт Восток за собой — промышленник или солдат?

Я вызвал к себе Павла Игнатьевича Тимирязева — брата знаменитого биолога, экономиста, агрария и убеждённого модерниста. Ему я поручил создать концепцию «Восточного урбаниума» — сеть торгово-промышленных анклавов по образцу голландских факторий, но под российским флагом.

– Владивосток — наш Гонконг, — сказал я ему. — А Харбин будет нашим Петербургом Востока.

Параллельно МИД начал внедрять новую дипломатию — «улыбку с штыками», как это называли в узких кругах. Каждый российский дипломат должен был владеть азиатскими языками, знать историю династий и уметь пить чай по-китайски. Но за их спиной всегда стояла тень сибирской дивизии.

На юге, в Персии, тоже произошло важное. Я утвердил строительство новой железнодорожной ветки Тегеран — Астрахань, через Каспий. Это раздражало англичан, но радовало шаха, которому мы поставили новейшие пушки и пообещали защиту от османов.

Таким образом, Россия соединяла Восток с Востоком — и без участия Запада.

В конце зимы 1922 года ко мне прибыл особый доклад:

— В Корее вспыхнуло антияпонское восстание.

— В Китае один из военачальников предложил российским инструкторам «вечный договор дружбы».

— В Монголии начали читать православные евангелия на старом тюркском.

– Восток начинает дышать в унисон с нами, — сказал я себе, глядя на карту. — И я знаю, как не дать ему остановиться.

В стенах Зимнего дворца за стеклом, в отдельной комнате, появилась новая, роскошно вырезанная карта. Она называлась просто: «Имперский Восток. Проекция 1930».

Она не была географической. Она была временной.

Весна 1922 года выдалась необычайно тёплой. Но в кабинетах Министерства иностранных дел атмосфера была ледяной — поступили донесения о переговорах Японии с Британией. Тайный альянс? Или просто взаимные заверения?

– Они делят Тихий океан, государь, как будто нас там нет, — мрачно заметил Сазонов.

– Пусть делят, — ответил я. — Мы не просим места за их столом. Мы строим свой.

В это время завершилась работа над программой «Северо-Тихоокеанского пояса» — комплексной стратегии от Петропавловска до Камчатки. Мы размещали там не только укрепления, но и новые школы, телеграфные станции, метеослужбы. На каждой из них — двуглавый орёл и слова: «Россия здесь навсегда». Более того, я отдал приказ подготовить восточный университет в Хабаровске — с факультетами китайского, корейского и японского права. Восток следовало понимать не силой, а разумом.

Но самой смелой идеей стало создание восточной экспедиционной комиссии, под прикрытием научных целей. На деле же это был разведывательный корпус, набранный из лучших — географов, инженеров, дипломатов, казаков.

Во главе я поставил князя Оболенского — молодого, умного, и, главное, незапятнанного интригами.

– Ваша задача — пройти по пути Великого Чайного пути, но не для торговли. А для будущего.

Карта на стене Зимнего теперь обрастала линиями, стрелками, символами. Это уже не была просто карта. Это был черновик новой эпохи. И я знал: Восток уже не будет чужим. Он становился нашим партнёром, зеркалом и, возможно, ареной великой игры.