Или, по крайней мере, спокойнее.

— Правило номер девяносто шесть, — говорит он. — Друзья защищают друзей от жутких скелетов.

Я мычу, натягивая одеяла на голову. На улице люди по-прежнему поют и смеются. Новый Орлеан из тех мест, что никогда не засыпает.

Очевидно, и я тоже.

* * *

В какой-то момент я, наконец, засыпаю, и мне снится сон. Мне снится комната сеансов в отеле Кардек. Я сижу на одном из стульев, и больше никого нет, и я не могу обернуться, но прямо спиной ощущаю, как за спиной шевелится занавес, и ко мне что-то тянется.

— Мы нашли тебя, — шепчет оно, костлявые пальцы обвиваются вокруг спинки стула.

Я поднимаюсь на ноги и внезапно оказываюсь на перроне парижского метро. Поезд трогается, и я вижу незнакомца в темном костюме, приподнимающего шляпу. Маска-череп под ней, кажется, гримасничает, улыбается, и снова гримасничает, а затем он поднимает руку в перчатке к маске и сдёргивает её, под ней ничего нет, кроме темноты и мрака.

Я снова падаю. Развернувшись, я вижу мост, мой велосипед у перил, прежде чем я падаю в реку и ударяюсь о поверхность воды. Ледяной шок и я погружаюсь. Я тону. Захлёбываюсь.

Под водой так холодно и темно.

Весь мир черный и… голубой. Голубой слишком яркий, чтобы быть естественным. Я опускаю взгляд и вижу в своей груди сияющую ленту, бледно-голубую нить моей жизни, видимую только сквозь Вуаль. Она сияет ярко, словно маяк во мраке, но больше смотреть не на что. Я совсем одна в этой реке.

По крайней мере, я так думала.

Ладонь хватает меня за запястье, и я ахаю, разворачиваясь. Но это Джейкоб, его светлые волосы развеваются вокруг лица.

— Всё в порядке, — говорит он, и его голос слышен очень чётко, несмотря на то, что мы находимся под водой. — Всё хорошо, — снова говорит он, обнимая меня. — Я рядом.

Но вместо того, чтобы вытащить меня на поверхность, он тянет меня вниз, всё ниже и ниже, прочь от света, воздуха и мира над головой. Я пытаюсь позвать его по имени, сказать «подожди», но у меня получаются лишь пузыри. Здесь нет воздуха. Я не могу дышать. Я пытаюсь вырваться, но у него железная хватка, я бы сказала — каменная, но когда я оборачиваюсь, чтобы разглядеть его, у него нет лица. Маска-череп, пустые, черные глаза. Улыбка скелета, вырезанная из кости. И когда он начинает говорить, голос у него низкий и глубокий, не похожий на тот, что я слышала раньше. Я ощущаю его всем своим существом.

— Твоё место здесь, — говорит он, крепко обнимая меня, пока легкие не начинают гореть, а свет в груди меркнет, тускнеет и гаснет. И мы погружаемся в бездонный мрак.

* * *

Я вскакиваю с криком. Утренний свет проникает в окно и сквозь Джейкоба, который сидит на подоконнике и теребит нитку на своей рубашке. Вокруг суетятся мама с папой, одеваясь.

Я падаю обратно на простыни, накрываясь одеялом с головой. У меня болит голова и что-то не так, я всё ещё ощущаю вкус реки во рту, слышу тот голос и ощущаю вибрацию в груди.

Твоё место здесь.

Мрак развалился на кровати, уткнувшись лапами в подушку.

— Вставайте, сони, — говорит мама. — Куча мест, которые нам предстоит повесить, и куча призраков, которых нужно увидеть.

— Знаешь, — говорит Джейкоб. — Интересно, так бы она любила призраков, если бы и в самом деле смогла их видеть?

Я мычу и скатываюсь с кровати. Мама ещё веселее, чем обычно, и я не понимаю почему, пока мы не завтракаем в ресторане отеля.

— День Кладбища! — объявляет она, как любой другой, кто мог бы сказать «Мы едем в Диснейленд!»

Я перевожу взгляд с мамы на папу, не донеся печенье до рта, ожидая от него каких-либо объяснений. Папа откашливается:

— Как я уже упоминал, в Новом Орлеане насчитывается сорок два кладбища.

— Это кажется через чур, — говорит Джейкоб.

— Прошу, скажите, что мы не пойдем на все сорок два, — говорю я.

— Боже правый, нет, — отвечает папа, — это было бы непрактично.

— Это было бы весело, — говорит мама и её лицо немного грустнеет, — но, нет, у нас попросту нет времени.

— Мы отправимся лишь на шесть из них, — говорит папа, словно шесть совершенно нормальное количество кладбищ. Он загибает пальцы. — Сент-Луис № 1, Сент-Луис № 2, Сент-Луис № 3..

— Кто-то действительно выбирал названия, бросая кубик, — бормочет Джейкоб.

— Лафайет и Метери… — продолжает папа.

— И Сент-Рош! — добавляет мама, несколько легкомысленно.

— А что такого особенного в Сент-Рош? — спрашиваю я, но она лишь стискивает мою ладонь и говорит:

— О, сама увидишь.