Шрифт:
— А чего, я э-э, пожалуй, пойду. Я поп-робую.
— Докторша Елена Мироновна к тебе под вечер заглянет. Мы, брат, не дадим тебе заплесневеть тут.
«Ну, на сегодня хватит, — решил Семеныч. — Если с каждым заходом мы будем сдвигать его с места, то парень по-настоящему на ноги станет».
Назавтра, встретив Елену, Семеныч спросил, как чувствует себя Земеров.
— Очень слаб. И дело тут по-моему, не только в гриппе.
— Во-во!! Лечите и тело, и душу.
— Да я и то уж…
10
В обеденный перерыв один из рабочих подсунул Семену областную газету:
— Прочти-ка, голубок!
На второй странице был обведен красным карандашом заголовок заметки «Хапуги». Неизвестный Семену автор вовсю ругал Яшку Караулова, Яшка на комбинатской машине возил кому попало дрова и мебель и драл с граждан страшные деньги. Ну, а дальше били и в хвост и в гриву Земерова: «Имеет с матерью два дома полезной площадью 84 квадратных метра (и метры подсчитали). Один из домов, расположенный по ул. Луговой, полностью занят квартирантами, которые ежемесячно оплачивают Земеровым 42 руб.» Корреспондент не забыл упомянуть и о двух огородах, о свинье, козе, кроликах, написал, что Пелагея Сергеевна ходит на базар торговать овощами и дерет втридорога. В конце заметки была фраза, самая неприятная для Семена: «Такие, как Караулов и Земеров…»
Из проходной Семен вышел с кладовщицей цеха, которая, видя, как он хмурится, захотела отвлечь его от тягостных мыслей (она тоже прочитала заметку) и рассказала, что позавчера ночью на фабрике меховых изделий воры утащили штук тридцать ондатровых шапок и сколько-то шкурок ондатры.
— Тыщи на две, не мене. И ловко сробили, слышь. В цехах люди были, у проходной — охрана. Говорят, кто-нибудь из заводских, не иначе. Вот уж за такие делишки надо б ноги повыдергивать. Тут те не то, что квартирантов держать.
«Спасибо, заступница. Только мне от этого не легче».
Их догнал Яшка Караулов.
— О чем беседа? Видал, как нас с тобой в газете разделали?
Яшка вовсе не казался огорченным и глядел на Земерова с издевочкой.
Кладовщица свернула в сторону.
— Бойкая бабенция. Ну, так чего скажешь насчет газетки? А? — Яшка звучно сплюнул.
— Написали — значит, правильно.
— Разделали под орех, растяпу. Отругали, даже больше, чем меня. Так тебе и надо, слюнтяй несчастный.
— Подожди, до тебя еще доберутся.
Семена раздражал Яшкин вид — полушубок расстегнут, руки в карманах брюк, в зубах дрыгает папироса и весь он согнулся жуликовато. Говоря Караулову колкие, неприятные слова, Земеров чувствовал какую-то унизительную злорадность.
— И доберутся, и разберутся.
— В чем разберутся? — папироса во рту Яшки приподнялась и стала неподвижной, как сук на дереве.
— Да мало ли…
Яшка выплюнул папиросу.
— Ты, сволота, договаривай, коли начал.
— Ну, к примеру, чебачки куплю в магазине за двадцать семь копеек кило, а продам за шестьдесят.
— А ты видел, как я продавал? Говори — видал? А если б и продавал, так что? Что тогда?
— Фрукты всякие с Украины… Вишня, яблоки, к примеру. Мало ли на Украине разных фруктов. А здесь в магазинах-то редко.
— Ты что… твою мать, ты что, крыса дохлая, тут муть разводишь?!
Яшка выпрямился и остановился, задерживая Семена рукой. Он не мог понять, что случилось с тихоней Земеровым.
— И потом спиртик…
— Что?!
— Спиртик, говорю. Кузьмич в Каменногорске здорово любит спиртик пить. А его тока на комбинате можно достать.
Яшка глядел тяжело, и Семена охватила подленькая трусость, захотелось улизнуть. Чтобы не дать этой трусости разрастись и вместе с тем желая показать разницу между собой и Яшкой, Семен сказал с неожиданной злобой:
— Да и на фабрике мехизделий тоже, наверно, без вас с Ленькой не обошлось. Там всю фабрику растащили.
Это было уже слишком. Ведь Семен знал, что Караулов и Сысолятин не воруют. И, кроме того, «всю» фабрику не растащили.
«Даже в лице, кажись, изменился, мерзавец», — подумал Семен. Но Земеров и сам всякий раз менялся в лице, когда шутки ради или всерьез его вдруг незаслуженно обвиняли в чем-либо нехорошем, и потому сомнение, появившееся у него на миг, тотчас исчезло. А злоба на Яшку росла и хотелось перечить ему. Семен вспомнил разговор на квартире Сысолятиных.
— За шапку-то в Новосибирске по полсотни дают. А жинка у братана твово что хошь провернет.
Они скрестились взглядами. На какую-то долю секунды, может быть, на сотую, Семен прочел вопрос в настороженном взгляде Яшкином: «Неужели ты, сука, че-то знаешь?» И ответил: «Все может быть».