Похоже, за собственными переживаниями он что-то упустил.

А ведь Фрея – хорошая актриса. Но Ромашка! И когда они спелись?

Или все же… Добрыня не догадывается?

– Балор где? – спросила Фрея, обрывая желтые листья с куста.

– С Марьяной остался. Попросили не мешать.

Фрея взглянула на него вопросительно. И Влад поспешно предложил:

– Прогуляемся к реке?

Тропинка вела через сады. День был солнечным и теплым. Воздух пах рекой, землей и пожелтевшими листьями. Шли медленно, приноравливаясь к шагу Василисы. А она не спешила, подбирая с земли то упавший лист, то сухую веточку.

– Фрея, мне же не показалось? – спросил Влад.

К женскому платью он почти привык. И к парику тоже. А за голосом уже не следил, и обувь носил удобную. Все одно платье длинное.

– Не показалось, - ответила она. И повела плечом. – И что?

– Считаешь, что беспокоиться не о чем? Добрыня – мой друг. Ты не смотри, что он то нянькой при мне, то вот… слугой…

– Что тебя беспокоит? Чувства друга?

Фрея остановилась, присела на корточки и отобрала у Василисы жука. И когда малышка успела! А он – растяпа, не уследил…

– Он уже обжегся на мне, - продолжила Фрея, поднявшись.

Василиса обиделась, что отобрали игрушку, и жалобно заплакала. Влад подхватил ее на руки и показал на птицу, прыгающую по веткам. Василиса тут же забыла о жуке.

– И больше не поверит, - закончила фразу Фрея. – Не знает он о моих чувствах. И не узнает, не переживай.

А они есть, эти чувства? Серьезно? И как же… Балор?

Фрея говорила, что относится к нему, как к другу. И, наверное, это правильно. Она – юная девушка, он – тысячелетний фейри. Но Владу казалось, что Фрея влюблена. Тайно.

Что ж, он почти не ошибся. Так и есть, только объект любви иной.

– Может, не стоит решать за Добрыню? – спросил Влад.

– Определись, на чьей ты стороне, - засмеялась Фрея.

– Так проблема все же в ином? В том, что он не принц?

– Дурак ты, хоть и княжич! – Фрея вдруг обиделась. – Он знает, что я менталист. Он никогда мне не поверит. А я… Я не хочу, чтобы он сомневался и мучился выбором. И быть отвергнутой… не хочу.

До реки они не дошли. Василиса положила голову на плечо Влада и задремала. Они и повернули обратно.

– Не говори ему ничего, - попросила Фрея. – Считай, что это блажь принцессы. И Марьяне не говори. И вообще…

Она осеклась, увидев, что к ним приближаются двое: Марьяна и…

– Балор!
– охнула Фрея.

Она сразу его узнала, этого мужчину в костюме и шляпе. Под шляпой, как Влад догадывался, спрятали остроконечные уши. И, наверняка, Фрее и Балору хотелось остаться наедине.

Влад заспешил к Марьяне. Выглядела она довольной, но под глазами залегли тени. И Влад обязательно отведет ее к целителю. Его учили, но простому – залечить рану, снять боль. А Марьяна, похоже, нездорова. Эти чудесные куклы… И лихоманка…

– Подожди, - попросил Балор, останавливая Влада.

Мужчина, но не юный, каким сделала Марьяна куклу. И не старик. Влад предположил бы, что Балор и Владимир – одногодки, если бы не знал правды.

Василиса проснулась и уставилась на Балора сонными глазками.

– Это тебе. – Балор протянул ей игрушечную собаку.

И она взяла, прижала ее к груди и опять улеглась на плечо.

– Скажем, что собака убежала, - произнес Балор. – А за Фреей приехал дядя.

Дядя, значит. Что ж…

– Хорошо.

Влад кивнул ему, взял Марьяну за руку и повел в дом.

Глава 47

в которой Марьяна узнает цену чуда

Марьяна

Из уроков Клавдии Васильевны я вынесла главное: любую куклу нужно делать с душой, вкладывать в нее частичку себя, иначе ведовство не сработает. И наговоры, заговоры… не так уж важны. Можно произносить вслух любые слова, если они помогают сосредоточиться на результате. Или проговаривать их про себя, если так удобнее.

Силу в себе я теперь чувствовала, а при создании чудесной куклы еще и видела. Из пальцев словно тянулись золотые нити, оплетали куклу – и исчезали, поглощенные ею. Особенно яркими они становились, когда я делала куклы для Александра и Балора. И это, естественно, подтверждало, что для перемещения и последующего оживления сил потребуется больше.

Вот с Балором я и решила посмотреть, как это происходит.

Оказалось, это сложно: представлять, как душа переходит в иное тело, и давать этому телу жизнь. Было бы проще, если закрыть глаза. Но я смотрела.