Она подняла на него глаза и стала вдруг серьезней, осознав, что друг от друга их отделяет расстояние в один вздох.

– Ты хочешь, чтобы меня обчистили?

– О ключе будут знать только те, кому ты сам скажешь. – Ей хотелось бы сказать ему так много, но она сдержалась, и лишь ее взгляд тянулся к нему ниточкой меланхолии, которая казалась надеждой. – Представь, ты вернешься, откроешь дверь – и увидишь, что ты не один. Здесь буду я. И ты поймешь, что… я тебя ждала.

Есть чувства, которые горят медленно, есть те, которые, сколько их ни подавляй, вспыхивают, а затем взрываются, потому что подобны бензину, который бежит по жилам вместо крови.

Андрас с Коралин поняли это лишь позже, пытаясь отринуть близость, которая продолжала связывать их все сильнее, как красная нить, которую невозможно перерезать.

Когда однажды днем они, запыхавшиеся, оказались в прихожей – она пыталась отдышаться, он схватил ее за руку, страх и взаимное притяжение окончательно укрепили эту связь.

– У тебя с головой все в порядке?

– Я вышла всего на минутку! Я не могла больше этого выносить, мне нужно было подышать воздухом.

– И заодно спасти чужую собаку! Ты просто молодец!

– Она чуть не попала под машину!

В порыве спора Коралин шагнула к нему и оказалась совсем близко. Он чувствовал, как его сердце колотилось от злости и тревоги. Мысль о том, что с ней может что-нибудь случиться, мучила его и днем и ночью. Он представлял ее именно с такими испуганными глазами, как сейчас, и беспомощными руками.

– Пожилой мужчина выпустил из рук поводок… Что мне было делать?

– А если бы тебя кто-нибудь увидел? А как же безопасность? Или ты забыла, зачем ко мне пришла?

Какие лжецы. Никто из них больше не думал о решении проблемы. Уже несколько недель, как они не обсуждали возможных вариантов действий и не пытались ничего предпринять, лишь вскользь говоря о будущем, когда якобы «все закончится». В самом начале, когда Коралин свалилась как снег на голову и наполнила квартиру своим молчаливым присутствием, он написал Зоре, но больше никаких планов не было. Газеты молчали, а они застряли на своем островке безопасности, отделенном от остального мира.

– Если бы меня увезли… тебя это огорчило бы?

Он не заметил, как поднес костяшки пальцев к ее щеке, не заметил, как ее дыхание коснулось его губ, не почувствовал приторно-сладкого, а потому раздражающего запаха персика на ее коже, потому что теперь он слился с его собственным.

Поцелуй был неизбежен.

Его не волновало, что их родители женаты друг на друге: нравственность заботила его так же, как и отец. Он прижался губами к ее губам, а она в ответ обвила руками его шею, прильнув к нему так, словно ничего другого и не ждала. Они крепко обнялись, и она казалась ему еще более искренней и нежной, чем когда-либо. Андрас снял с нее одежду и, целуя, прижал ко всем стенам в доме, прежде чем они оказались в постели, задыхающиеся от отчаяния и нехватки времени.

Они погрузились друг в друга, словно утопающие, не заметив, как ночь превратилась в рассвет, а потом – в день.

Лишь спустя время она смогла ему все рассказать.

Отец Андраса трогал ее. Он делал это много раз, когда возвращался с политических собраний, а Беренис была у себя в комнате. Он заставлял ее исполнять его желания: раздеваться перед ним; делать вид, что она не чувствует, как его рука под столом скользит вверх по ее бедру и забирается под трусики, пока они обедали втроем или в компании каких-нибудь знатных знакомых. С помощью угроз он заставил ее держать рот закрытым, по крайней мере до тех пор, пока не родится ребенок. Беременность жены его совершенно не волновала.

Потом настали дни, когда впервые его глаза не смотрели на нее – они смотрели на Олли. И Коралин задрожала, когда увидела его лукавый, горящий взгляд, остановившийся на невинном нежном личике, которое в будущем обещало стать обворожительным.

Это существо принадлежало ему, но не как любимая дочь, а как вещь, которой он владел.

Коралин снова чувствовала на себе его руки, пальцы скользили под ее одежду, и она представляла себя маленькой, невинной и ничего не подозревающей, неподвижной и молчаливой на его огромных коленях.

Когда он в очередной раз отправился в длительную поездку, она решилась увезти девочку.

Поступок, не имеющий логического объяснения и четкого смысла, но продиктованный ее глубинной сущностью, для которой инстинкт являлся единственным критерием разумности действий.

Опасаясь, что мамин муж заявит на нее в полицию и распространит новость о похищении ребенка, она вступила на путь, который привел ее к тому человеку, которого он, казалось, хотел стереть с лица Земли.