– Мирея, – сказал доктор Парсон, протягивая руку.

Мы уже встречались с ним раньше, но сейчас я была такой скованной, что даже не пожала в ответ его ладонь. Он этого как будто не заметил и пригласил меня сесть.

Я опустилась в одно из кресел перед столом, стиснула ноги и положила руки на колени. Потом повернула голову к окну и стала смотреть на шоссе за воротами.

– Надеюсь, ты легко до нас добралась? – спросил доктор Парсон, закрывая дверь. – Как у тебя дела?

Я оторвалась от окна и посмотрела на него. У меня?!

Судя по интонации, вопрос не был дежурным. Кажется, доктора действительно интересовал ответ. Наверное, в этом огромном кресле я показалась ему крошечным, беззащитным существом, маленькой девочкой, которая, несмотря на боль, терзавшую ее сердечко, нашла в себе силы попросить о помощи.

– Нормально, – тихо ответила я, надеясь, что он не распознает ложь.

Доктор Парсон был не только директором клиники. Он принимал активное участие в составлении медицинских программ учреждения, оценивал результаты лечения, при необходимости вносил корректировки, если они были во благо пациенту; контактировал с родственниками, составлял планы лечения и следил за тем, чтобы клиенты получали наилучший уход, а также координировал работу врачей и медсестер. В общем, у него была ответственная роль, включающая задачи различного характера и требующая многих знаний и опыта.

Доктор Парсон внушал мне одновременно страх и спокойствие.

– Надеюсь, я не испугал тебя, пригласив на встречу. Знаю, это для тебя неожиданно, но сразу скажу, что наша встреча абсолютно в порядке вещей. Такова политика центра. Мы заинтересованы в эффективности лечения, в достижении наилучшего результата.

– А она… как она?

Вырвавшиеся слова обожгли губы. Я словно со стороны услышала, как слабо и жалко звучал мой голос. Я старалась сохранять спокойствие под добродушным взглядом Парсона, но тревога терзала сердце, руки поневоле сцепились в замок: я боялась его ответа больше всего на свете.

– Курс продолжается, – просто ответил он, – сейчас ее ведет доктор Лок, специалист по групповой терапии.

Его ответ звучал слишком общо, но тем не менее искренне. Я плохо знала этого человека, но душа Парсона казалась мне такой же чистой и прозрачной, как здание, в котором он царствовал.

– Я… – Я сглотнула, слова были стеклянными осколками, застрявшими в горле. – Я могу ее увидеть?

Доктор некоторое время смотрел на меня недоуменно, будто удивился вопросу, ведь я и без него знала ответ.

– Нет.

Я почувствовала, как все мое нутро наполняется чем-то дрожащим и горячим. От жгучего отчаяния стало больно. А может, от облегчения?

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

Парсон медленно прошел к столу и сел в свое кожаное кресло. Оно скрипнуло, словно под тяжестью решения, о котором он собирался мне сообщить. Еще невысказанное, оно повисло в воздухе, готовое материализоваться в словах.

Какое-то время он сидел, собираясь с мыслями, опустив глаза на раскрытую синюю папку с бумагами.

Я проследила за его взглядом. Интересно, не мамина ли это медицинская карта?

– Некоторые исследования показали, что участие членов семьи в процессе лечения приводит к значительным улучшениям самочувствия пациента, – начал он. – Поэтому клиники нередко включают в свои программы метод семейной терапии. Но ты должна знать, что мы не пойдем этим путем.

Сердцебиение ускорилось. Я застыла, пригвожденная к креслу не только его словами, но и проницательным твердым взглядом.

– Для злоупотребляющих психоактивными веществами характерны особые отношения с самим веществом, – продолжил он, посчитав уместным объяснить мне причины такого неприятного, но, несомненно, хорошо продуманного решения. – Эти отношения приобретают черты межличностных.

– Меж… личностных?

– Да. Субъект устанавливает с веществом отношения, похожие на отношения с близким человеком. Он любит вещество, ищет его, испытывает его влияние на себя глубоко интимным, личным образом.

Я с трудом понимала, о чем говорил доктор, но решила не перебивать и не загромождать его объяснения своими вопросами. Я молчала, охваченная путаными чувствами.

Наверное, доктор Парсон заметил мое замешательство, потому что его взгляд смягчился.

– Ты помнишь, о чем мы договорились на первой встрече?

Ломая пальцы, я опустила голову.

– Что ей нельзя будет мне звонить несколько дней.

– Ты помнишь почему?

– Чтобы… – Я знала ответ, но слова меня подводили. Я старалась не позволять эмоциям сбивать мне дыхание, овладевать мной. Мой разум и моя душа были готовы к разговору на эту тему, оставалось только убедить сердце не сопротивляться. – Чтобы дать ей возможность пройти детоксикацию.

– Точно. Это первый этап, через который проходят поступившие к нам пациенты. И это самый болезненный период, когда у субъекта остро проявляются состояния тревоги, депрессии и он испытывает нестерпимое желание принять вещество. Через неделю, когда большинство абстинентных симптомов ослабевает, мы разрешаем первый телефонный звонок.