Шрифт:
Тревога в сердце усилилась, мысли хлынули лавиной, разум затуманился, дыхание сбилось.
– Что-нибудь случилось?
– Нет-нет, мисс, речь о плановой консультации. Подобные встречи мы проводим с родственниками всех пациентов. – Мои уши заполнял мягкий тембр – мягкий, но в то же время четкий.
Должно быть, женщина почувствовала мое волнение, потому что дала мне возможность обдумать услышанное и прийти в себя. Я была благодарна ей за эту передышку – но в то же время я боялась нарушить тишину.
– Ну так что, когда вам удобно приехать в клинику?
И все же я ей не верила. Зачем звонить мне в такой поздний час? Почему не подождать до утра? Я знала, что речь не идет об обычной процедуре, несмотря на попытку сотрудницы выдать встречу за плановую консультацию. Когда-то я сказала, что мне можно звонить в любое время, но сейчас со страхом рисовала в воображении обстоятельства, вызвавшие этот звонок.
Чуть меньше часа назад автобус прибыл в городок Уиллоу-Гроув, о чем нас известила белая надпись на указателе, торчавшем посреди цветочной клумбы.
Там я не задержалась. Выйдя на станции, прошла несколько метров и, изучив расписание маршрутов, села в другой автобус, который отвез меня чуть дальше на несколько километров.
Выйдя, я увидела только полупустую парковку и супермаркет, а еще вход в здание с фасадом из красного кирпича, справа от которого блестела металлическая табличка с логотипом.
Реабилитационный центр «Карлион Хэтт» представлял собой внушительных размеров стеклянное здание, выполненное в современном строгом стиле. Воздушная конструкция, чьи многогранные отражения резали воздух под разным наклоном, напоминала огромный стеклянный улей. Полупрозрачные отражающие окна передавали четкий месседж клиники об упразднении границы между природой и функциональностью, между благополучием и эффективностью.
Я проследовала вдоль кирпичной стены и оказалась у входа. Автоматические двери открылись, и я вошла в чистый светлый холл. Подошла к стойке регистрации, где парень лет двадцати пяти заканчивал разговаривать по телефону и ставил другой звонок на удержание. К его темно-синей футболке поло был приколот именной бейдж. Гладко выбритое лицо, аккуратно уложенные каштановые волосы, молодость – все в нем излучало профессионализм и уверенность.
– Доброе утро, – поздоровался он, его коллега, сидевшая позади с гарнитурой на голове, разговаривала по телефону, – могу я чем-нибудь помочь?
– Да, доброе утро, – пробормотала я тихо, теребя воротник пальто; мои щеки покраснели то ли от тепла в здании, то ли от подскочившей температуры. – Я… у меня назначена встреча с доктором Парсоном.
– И вас зовут…
– …Мирея Викандер.
Парень поискал что-то в компьютере, поднял трубку и сказал в нее пару слов. Закончив разговор, он обратился ко мне с вежливой улыбкой:
– Сейчас за вами спустятся.
Его голос разлетелся легким эхом по холлу, и в нем не было ни намека на тревогу или напряжение, а вот у меня внутри все тряслось от страха. Я чувствовала себя неуместной, лишней в этом спокойном светлом пространстве, которое, казалось, не давало поводов для беспокойства.
Я кивнула, отошла чуть в сторону и осмотрелась. Я уже была здесь раньше, но тогда не заметила, насколько это красивое место. Центр совсем не похож на больницу: светлые стены и обстановка не казались безликими, наоборот, здесь легко дышалось и все было современное – от архитектуры до мебели. Растения с блестящими большими листьями и мягкие диванчики разбавляли белизну помещения и создавали внутреннюю гармонию. Да, все здесь было торжественным, но в то же время выглядело простым, невычурным.
– Мисс Викандер, – сказала молодая женщина с удивительно ровным цветом лица, тоже в футболке поло и темных брюках. – Я Джеки. Пойдемте, я провожу вас к доктору.
Я последовала за ней, и по телу снова разлилась тревога, в желудке появилась тяжесть. Пройдя по длинному коридору, мы поднялись на лифте на второй этаж и прошли мимо палат, расположенных по обеим сторонам. Через открытые двери я видела санитарок, которые заправляли кровати, меняли простыни, проветривали комнаты.
Я не могла понять, в каком отделении мы находимся, но в голове свербела одна и та же болезненная мысль: она… она где-то здесь? В одной из этих палат? Лежит в своей кровати, не подозревая, что дочь всего в нескольких шагах от нее.
В горле запершило от едкого вкуса паники. Я перестала глазеть по сторонам и сосредоточилась на Джеки – на ее уверенной походке, туфлях, ступающих по блестящему полу. Таким образом я старалась отвлечься от тоскливых мыслей о маме. Просто шла вперед.
Мы миновали пост дежурной медсестры и подошли к кабинету директора.
– Проходите, пожалуйста!
Я оказалась в светлой комнате с большим письменный столом, парой мягких кресел с металлическим каркасом и окном во всю стену.
Доктор Парсон, он же директор центра, встал из-за стола и пошел мне навстречу. Это был мужчина лет пятидесяти, с пышными усами и коротко стриженными светлыми волосами. Вокруг его голубых глаз виднелись морщинки. Строгий костюм придавал ему весьма респектабельный вид. Он был приветлив.