Еле сдерживая ругательства, я кое-как подтянулась и встала на ноги. Со скованными руками сделать это было трудновато, но я справилась, вынырнула из-под тряпья – и опять стиснула зубы от боли, потому что волосы на голове сильно натянулись. Пробежав пальцами по косе, я добралась до места, где волосы запутались вокруг чего-то металлического. Начала распутывать узел, но безуспешно, тогда я сделала несколько рывков головой, надеясь все-таки освободиться. Кожа больно натянулась на затылке, и я подумала, что все это уже совсем не забавно.

– Это шутка, дурацкая шутка, – бормотала я себе под нос, все еще не желая признавать абсурдность ситуации.

Невезение я всегда представляла себе в образе маленькой вредной толстой девчонки по прозвищу Невезуха, которая постоянно дергала меня за волосы и ставила подножки, желая посмотреть, сильно ли я расшибусь, если упаду, или останусь более-менее цела после всех ее издевательств.

– Эй! Кто-нибудь! – громко позвала я. Стыд смирил мою гордость. – Уэш?

Я надеялась, что хотя бы техник меня услышит, но музыка в зале играла слишком громко. Воображаемая Невезуха где-то раздобыла палку и садистски тыкала меня ею, как будто я была полудохлым жуком на обочине дороги.

– Черт возьми!

От злости я начала кусать наручники. Надеялась зубом попасть по кнопке, но эта чертова пипка была маленькой и вихлястой, не получалось ее зажать. М-да, ну и жалко же я выглядела сейчас…

Как я умудрилась попасть в такую идиотскую ситуацию? Как?!

Вдруг зазвонил мобильный. Я вздрогнула. Попыталась достать его из заднего кармана брюк: зацепила кончиками ногтей и потянула, чувствуя, как кольца наручников впиваются в запястья. Нет, видимо, сегодня я еще не исчерпала свой лимит на неудачи. Звонки шли один за другим, а я могла только скулить и извиваться, как зверек в клетке.

Хотя, возможно, невезение в этот раз следовало представлять не в виде противной девчонки, не в образе скучающей проказницы, забавы ради подставляющей подножку, – сегодня оно воплотилось в фигуре человека с голубыми глазами, сверкающими, как звезды, человека, который наблюдал за мной с таким же безразличием, с каким звезды обычно смотрят со своих холодных космических высот.

У меня в груди похолодело.

На пороге гримерной стоял Андрас. Скрестив руки, прислонившись плечом к дверному косяку, он равнодушно наблюдал за моими судорожными метаниями белки в капкане.

– Я думал, сюда дикая кошка забежала и орет, – пробормотал он низким густым голосом, – а это, оказывается, ты.

Я привыкла видеть эту улыбку – оскал сбежавшего из цирка зверя, но в его глазах сейчас было что-то другое. Не боль, не рассеянная тень страдания – из них как будто кто-то убрал солнце. Вырвал его из небесного свода, который без звезды, дававшей жизнь, теперь не знал, как умереть.

В его взгляде было что-то, что угасает с каждым днем, что пульсирует, кричит и ноет, как неизлечимая рана.

– Я не видел, как ты сюда вошла, – сказал он.

«Убирайся, вали отсюда, исчезни!» – наверное, именно это означал мой тихий стон сквозь зубы. Глаза заметались по гримерной, отчаянно ища спасительную лазейку, но когда он оторвался от дверного косяка и двинулся в мою сторону, они снова остановились на нем.

«Не смей! – должна была я ему прокричать. – Не подходи ко мне! Убери с меня этот свой самодовольный взгляд и даже не думай приближаться!»

Андрас, видимо, все понял без слов, потому что, подчиняясь маниакальной привычке мне назло всегда все делать с точностью до наоборот, он медленно подошел.

Остановился передо мной. От близости его тела меня бросило в дрожь.

Я не смотрела на него, отвернулась в сторону, дрожащая, но упрямая – как будто представляя, что его здесь нет, я могла избавить себя от его присутствия.

Он долго буравил меня взглядом, а я в это время слышала только шум в ушах – течение бурлящей в моих жилах крови, а еще ощущала его дыхание, заполнявшее тесное пространство между нами.

Андреас поднял руки. Я замерла, когда он протянул их за мою спину и точными движениями развязал ленту на косе.

Мои волосы рассыпались между его пальцев.

Остолбеневшая, с комком в горле, с застывшим взглядом и скованными легкими, я чувствовала его прикосновение сквозь густые локоны, которые он освобождал от металлических крючков вешалки.

– Ты об этом кому-нибудь рассказала?

Я нервно сглотнула, услышав его голос так близко. Я знала, о чем он говорит: о той стороне его жизни, которая меня не касалась.

– Нет! – Сгустившаяся в горле слюна заглушала слова, что выдавало мой страх.