Ну ладно, привет всем. Помни, что я тебя очень люблю.

Крепко, крепко целую,

Юра.

Юруш, милый!

Юрушенька, ты мой? Как я по тебе скучаю! Сейчас девять часов вечера и я собираюсь ложиться спать. Как было бы хорошо, если бы ты был рядом. Ты смотри не сожгись на солнце. Купил ли ты себе шляпу или что-нибудь на голову? Очень мне было приятно, когда я наконец получила от тебя письмо. И особенно телефонный звонок. Юруш, я тебе забыла сказать по телефону, что я сама подала в Художественный фонд заявление о продлении Бэлкиного срока пребывания в лагере. Думаю, вопрос решится положительно. Просили позвонить 27.VI. Вышла моя вторая книжка. Интересно, как будет читаться? (…) В остальном все, как прежде. Отец — так себе. Тамара Андреевна за ним ухаживает. Ты бы написал им отдельное письмо, а то мама твоя обижается. Очень рада, что у тебя все хорошо. Только ешь ради бога. Если будет плохо с деньгами — пиши, понял? Думаю о тебе каждый день, вспоминаю твои грязные (ты говоришь это не грязь, это краска!) лапы. Мой милый, мне их так не хватает. Где и как ты там без меня кормишься? Где ваш архитектор? Бэлочка очень хочет, чтобы ты написал ей письмо в лагерь. Вот тебе адрес: г. Таруса, Калужской области, Пионерлагерь Художественного фонда, Кафенгауз Бэле.

Юрушка, милый, помни, что я тебя жду. Ты, конечно, там трудишься вовсю и тебе скучать некогда. А я скучаю. В воскресенье поеду к Бэлке, повезу ей апельсины, огурцы и ее любимую колбасу, поеду скорее всего одна, а может, с Милой Владовой. Они с Львом Рафаиловичем хотят снять домик в Ладыжино.

Ну, Юруш, спокойной ночи, целую тебя крепко-крепко. А может, ты получишь это письмо утром, а совсем не вечером. Ну, да все равно. Я ложусь спать. Ну приснись ты мне во сне, во сне, как наяву.

Юрушенька, ты мой?

Целую крепко,

Лиля.

Твой, конечно твой, Лильчик! Родной мой.

За меня не волнуйся, у нас сейчас все в порядке, и я даже не очень устаю от работы. И шляпа есть — а-ля плантатор. Мощная шляпа! И сам я почти негр, ну не негр, а араб во всяком случае. Очень рад за твою книжку, за тебя, конечно, хотел бы ее прочесть. Ну приеду и посмотрю (…) Лилюшенька, мне без тебя скучно и неинтересно ездить по разным городам. Как бы мы с тобой здесь, в этих городках, побродили бы…

Ну, я думаю, что это мы с тобой еще сделаем. Очень красивые места проезжали, когда ехали через Нальчик в Орджоникидзе на машине. Около Орджоникидзе — Терек. Он очень красив и, знаешь, не лермонтовской красотой, а вполне современной красотой. Свирепый и страшноватый, несется так быстро, что середина реки как бы вздута. Сзади гряда синих гор со снежными вершинами — Казбек. А за ними Грузия, Армения. Обязательно съездим в Армению.

Вообще эти места особенно красивы из автомобиля. Ты едешь, а горы стоят.

Камни в Тереке и других реках точно такие же, как в море, только хуже отполированы.

Да, архитектор уже подписал и картон, и сухой набор, и все бумаги, по поводу которых я волновался. Они уже отосланы в Москву.

Киска, письмо твое получил как раз вечером, спасибо, очень приятно было. И пишу тебе вечером, так что спокойной ночи, Лильчик. И за меня не волнуйся.

Целую крепко,

твой Юра.

Дорогой Юрушка!

Как ты там? Как идет работа? Как ешь, спишь и все остальное?

У нас все в порядке. Мы с Бэлчиком устроились под Тарусой, в Ладыжино. Сняли маленький домик, метров 9, совершенно отдельный. Сняли за 30 рублей и устроились на питание в лагере (завтрак, обед, ужин) на 20 дней. Сейчас идут дожди и какого не очень. Но природа здесь уж больно хороша и воздух необыкновенный. За питание с нас взяли по 1 р. 20 коп. в день с каждого. Это недорого.

Перед нашим отъездом из Москвы Павел Яковлевич (букинист) прислал девочку, и она сделала список книг и упаковала три или четыре партии. Заберут их числа 21–25 августа, когда мы вернемся в Москву. Тогда и получим деньги и за эти партии книг, и в Комбинате по твоей доверенности.

Малашонку позвонила. Он обещал выяснить с «Гагариным». Так что, как видишь, дела потихоньку двигаются.

Ты, пожалуйста, береги себя.

Мы тебя крепко, крепко целуем и ждем.

Лиля, Бэла.

Дорогая Лилечка!

Дорогая Бэлочка!

Дорогие мои пионеры!

Очень рад, что вы здорово устроились, даже завидно.

А у нас — черт-те что! Приехали на место стройки и рот разинули: стоит фундамент в чистом поле; и больше ничего. Хотели ехать обратно. Долго ругались с архитектором, и построили стенку (ими она называется «по-научному» пандус). На это ушло 7 дней. Сегодня почти закончили рельеф большой стенки. Впереди — малая и мозаика.

Здесь (в Мирном) работают все с прохладцей, ругаемся мы с ними безбожно. И сегодня архитектор поставил каркас самой трубки. Сейчас все выглядит как настоящая стройка: рабочих до черта, подъемный кран, трактор, автомобили, песок, цемент, леса, грохот. Словом, дым коромыслом. И… комары, мошка, гнус. Меня почти съели. Весь чешусь. Никакие снадобья не помогают! Здесь ведь как: то жара 35°, то прохладно. Днем голый, вечером в твоем свитере. (Кстати, мерки для нового свитера я тебе выслал, можешь вязать новый.)