Шрифт:
Завтра мой доклад. Я к нему готова. И утром следующего дня в Паласио де ла Мадраса я, как только объявили мою фамилию, без страха и упрека (естественно, переводчику доклада — все было сделано блестяще) поднимаюсь на кафедру и, окинув зал взглядом, вдруг в первый раз за все дни нашего пребывания в Гранаде вижу Сережу Гончаренко. Грузный, обмякший, он сидит на стуле у окна и клюет носом, то ли от недосыпа, то ли, как понимаю я теперь… Нет, я этого не понимаю… Грустно.
Уже несколько лет, как нет его в живых, а мне он все время вспоминается молодым, стройным, высоким и голубоглазым, каким его привел к нам в издательство «Художественная литература» Павел Грушко.
Когда это было? Точно не помню, но Сережа с первых дней появления в издательстве был для меня только Сережей — потому когда однажды он позвонил мне и назвался Сергеем Филипповичем, я совершенно искренне переспросила: «Кто? Кто?» Но то ли подвела электроника, то ли мой вопрос смутил его, — в трубке вдруг послышались короткие гудки.
На свое шестидесятилетие он меня, конечно, пригласил: «Лилечку, — как сказал он своей жене Наташе, — обязательно!»
И вот в малом зале Центрального дома литераторов, где собрались Сережины коллеги, друзья и близкие, он читает собственные, неизвестные мне стихи, в которых громко кричит его разум и явно чувствуется надрыв духовных и физических сил. Потом, заканчивая чтение, Сережа вдруг говорит:
— И наконец, последнее стихотворение! — помолчал, вздохнул и еще раз утвердительно произнес: — Последнее:
Всевышний, не хочу ни славы, ни победы, Ни восхищенных глаз мне внемлющей толпы, — Лишь об одном прошу: пускай подольше беды Не заступают мне и близким мне тропы. Задорный пусть огонь в моем иссякнет взоре. На штурм твердынь, клянусь, я больше не пойду, Но отодвинь, прошу, как можно дальше горе От всех, кто дорог мне, — и отведи беду От них, а стало быть, и от меня тем самым. И больше ничего не нужно мне, Творец!Что это? Ведь ему только — шестьдесят! Но нет, стихотворение, как я вижу теперь, датировано 2001 годом. Так что, когда он его писал, ему было и того меньше: пятьдесят пять. «Не рановато ли?» — думала я тогда и удивлялась. И уж конечно никак не могла предположить, что его так скоро не станет…
На отпевании в церкви я присутствовала, хотя сама в церковь никогда не хожу. И, если сказать правду, очень удивилась, что и Сережу-то отпевали. На кладбище я не поехала, нет! Но ружейные залпы погребального салюта на похоронах Сережи, о которых я узнала двумя часами позже, потрясли меня до глубины души… Вечная память Сергею Филипповичу Гончаренко!
XXX
Что же касается издательства «Художественная литература» (я ушла из него, отметив свое шестидесятилетие, в июле 1989 года), которым продолжал руководить Георгий Андреевич Анджапаридзе, то оно стало, поспешая, умирать (я сужу по работе своей редакции).
Так, Собрание сочинений (подписное) всемирно известного португальского классика XIX века Жозе Марии Эсы де Кейроша в четырех томах испустило свой дух на втором томе, вышедшем в 1994 году (первый том вышел в девяносто первом году) в счет дотации, выделенной Комитетом РФ по печати, о которой ранее, в былые времена, мы не знавали и, уж во всяком случае, никогда не оповещали читателя на обороте титула о чем-либо подобном. Ждать реанимации в последующие годы двух оставшихся томов, лежавших мертвым грузом в производственном отделе, не представлялось возможным даже при поддержке Португалии.
Издательство лихорадило, это было ясно каждому. Правда, залихорадило его много раньше, еще при «молодогвардейце», которого нам спустил Комитет по печати из издательства «Молодая гвардия». Однако какое-то время, несмотря на его молодогвардейский задор и замашки (то вдруг предложит космонавту написать предисловие к какому-нибудь тому русского или советского классика, то опубликовать стихи новоиспеченного, никому не известного молодого стихотворца), издательство еще продолжало идти своим путем, издавая классику, под руководством всеми уважаемого главного редактора Александра Ивановича Пузикова, который уже болел. (Вспоминая его сегодня и наши добрые с ним отношения, не могу себе простить, что не откликнулась на его просьбу написать хотя бы две страницы для его книги воспоминаний.) А вот когда его в издательстве не стало, мы все, от работников АХО до старшего редакторского состава, дружно восстали против «молодогвардейца», которого Госкомиздат тут же пристроил в другое издательство, где он дослужился вроде бы до пенсии.
Да, убрать молодого директора сотрудники издательства сумели. А вот сохранить издательство, когда пришел новый, всемогущий, не терпящий критики, зато страсть любящий паблисити Георгий Андреевич Анджапаридзе (он ведь даже снялся в фильме «Осенний марафон» в роли директора ленинградского отделения издательства «Художественная литература» и на презентации в кинотеатре «Октябрь» восседал на сцене с создателями фильма), не смогли. Правда, надо отдать ему должное, что при всем этом он был знающим литературоведом-англистом. Пришел он к нам (естественно, по решению Госкомитета по печати) из издательства «Радуга». Может, потому «Радуга» и прожила так долго? А «Худлит» — умер. Вернее, не живет и не умирает.
Но ведь именно издательство «Художественная литература» формировало сознание и культуру читателя во всех уголках нашей огромной родины. Издаваемые им тысячными и миллионными тиражами книги рассылались во все библиотеки и были всегда востребованы. Ведь на организуемые издательством вечера к нам старались попасть актеры московских театров, поэты, ученые и даже космонавты.
По уровню своей значимости мы были как Большой театр, Библиотека им. Ленина или Консерватория, которые тоже чуть не рухнули (правда, в буквальном смысле). А мы по вине директора, пришедшего к нам на волне перестройки, и, похоже, плохо осознававшего значение такого издательского гиганта и уж очень заинтересованного в себе самом и своей коммерческой деятельности, рухнули.