Шрифт:
На следующий день Амангюль принесла Нине рассказы. С улыбкой взяв их, она посетовала, что в редакции никто не знает туркменского языка и о произведении могут судить только по подстрочнику — дословному переводу, не всегда художественному и точному. Вот и сейчас необходимо будет перевести рассказы Амангюль, подготовить хотя бы такой подстрочник… Как на крыльях, неслась радостная Амангюль домой. И как же ей было не радоваться! Впереди словно засияли звезды надежды. Быть может, не яркая, но манящая и зовущая звезда. Есть ради чего и жить и учиться! Есть и надежный товарищ — Нина!
Она чувствовала себя путником, который преодолевает крутой и трудный склон, из последних сил поднимается вверх — и вдруг ощущает крепкую руку, поданную тем, кто уже преодолел этот подьем…
Примерно через неделю снова пришла Амангюль к Нине. Возле ее стола, заваленного рукописями и папками, сидел мужчина лет тридцати пяти, Амангюль узнала его: это был известный туркменский писатель, она видела его на семинаре. Разговор шел о новой повести писателя, вернее, о ее недостатках, которые не давали возможности опубликовать ее в журнале в таком виде. Все это Нина очень четко и толково сказала писателю. Предлагала доработать повесть, как она говорила, "дотянуть ее". Слушая их разговор, Амангюль испугалась. Если у известного писателя столько недостатков, куда уж ей с ее рассказом? Поэтому, как только писатель вышел, с волнением проговорила: "Могу я надеяться, что, если даже мой рассказ тебе не понравился, ты все равно будешь дружить со мной?" Нина улыбнулась, уловив причину этого вопроса. "Не знаю, будем ли мы подругами, — отвечала она, как бы задумываясь, — дружить — это очень непросто. И не сразу это получается. Но рассказ твой мне понравился".
…Нина сказала, что несмотря на некоторые недостатки, несовершенство почерка и так далее, рассказ все же получился очень жизненным, искренним, в нем видон человек, его судьба и что она хотела бы сама перевести рассказ на русский язык. И для лучшего знакомства пригласила Амангюль к себе домой.
Нина жила в большом доме. До сих пор Амангюль редко бывала в квартирах городских жителей. И квартира Нины радостно поразила ее. Большая, трехкомнатиая, она была буквально набита книгами. Книги лежали повсюду — на полках, закрывающих стены от пола до потолка, в шкафах, на столе, даже на подоконнике. В тех квартирах, куда Амангюль довелось заходить, тоже имелись книги, но их было не так много! Комнаты, как правило, украшали не книги, а тяжелые ковры. Или мебельные гарнитуры. У Нины же из мебели было только самое необходимое. Но как же все было чисто и красиво!
Когда сели ужинать, зазвонил телефон. Нине пришлось отлучиться. А Амангюль осталась за столом одна. Она слышала, что принято во время еды пользоваться вилкой и ножом, но в какой руке держать вилку, а в какой нож, забыла. Жареное мясо видом и запахом раздразнило аппетит, однако Амангюль мужественно сдерживала себя, ожидая возвращения Нины, которая очень удивилась, что Амангюль ничего не ест. Но когда узнала о причине, искренне рассмеялась: "Делай так, как тебе удобно. Культура, надо полагать, должна облегчать нашу жизнь, а не усложнять ее. А вообще-то положено в правой руке держать нож, а в левой — вилку".
"…Ты смотри не зазнавайся, что написала один хороший рассказ, — наставнически говорила Нина. — Один хороший рассказ еще ничего не значит. Будь щедрее, пиши больше и качественнее", — улыбнулась она.
Амангюль хотела ответить, что не пожалеет сил для этого. Но тут вспомнила, как у них в общежитии смеются над одной студенткой, которая пишет стихи и постоянно повторяет, что сил для творчества не пожалеет и всю оставшуюся жизнь посвятит ему одному. Однажды эта студентка даже сказала, что если у нее, однако, будет сын, то в честь Лондона она назовет его Джеком. Тогда ее спросили, как же она сможет родить сына, если посвятит всю оставшуюся жизнь только творчеству? Все смеялись, а Амангюль подумала: как хорошо, что смеялись не над ней…
После ужина Нина включила телевизор. Передавали пьесу Островского "Свои люди — сочтемся". Нина объясняла все, по ее мнению, непонятные для Амангюль места, хотя произведение это было уже знакомо Амангюль. Но удивительно, только после объяснения Нины она смогла до конца понять смысл спектакля. Разобраться в характерах и поступках героев. Почувствовать мастерство актеров.
Потом Нина пошла провожать Амангюль. Ожидая троллейбус, Амангюль опять все-таки попыталась узнать что-нибудь о семье Нины. И спросила у нее почти впрямую. Нина сказала, вздохнув:
— В другой раз.
Когда Амангюль пришла в общежитие, там царил некоторый переполох. Подруги, обеспокоенные долгим отсутствием Амангюль, собрались даже разыскивать ее через милицию…
В эту ночь Амангюль долго не могла заснуть. Она думала о своем будущем. О творчестве, в котором хотела бы видеть для себя основную цель и основной смысл жизни. Еще несколько дней назад она не представляла, в общем-то, чем будет заниматься, где и как работать после окончания университета. А теперь у нее появилась жгуче манящая цель — литература. И каким же подарком судьбы была ее встреча с Ниной! Нина была не похожа ни на кого. Во-первых, и это главное, она занималась той работой, о которой мечтала Амангюль. Во-вторых, она была так образованна, так начитанна, знала и видела в жизни намного больше, чем она, Амангюль. Нина, казалось, могла ответить на бесчисленные вопросы, которые постоянно мучили Амангюль. Она притягивала к себе. Была бесконечно интересна и близка.
…Как-то раз Амангюль повстречала в коридоре свою сокурсницу с литературной газетой в руках. Та радостно и как-то загадочно заулыбалась, протягивая газету. Оказывается, в ней был напечатан рассказ Амангюль. Это было так неожиданно! Так ошеломляюще! Амангюль даже не помнила, как взяла газету из рук девушки, как развернула ее. Рассказ был напечатан под рубрикой "Слово молодым".
В это время прозвенел звонок. Амангюль пошла в аудиторию. Но когда стала читать свой рассказ, то от удивления чуть не вскрикнула. Это был совсем не ее рассказ. Кроме названия и ее фамилии, от него ничего не осталось. Он был переделан, грубо перестроен. Потерял свой изначальный смысл и свою суть. Кто же так "перевел" его? Кто же посмел так его исказить? Даже верблюжья степная колючка по чьей-то воле стала расти в горах… От радостного настроения не осталось и следа. Было горько и стыдно.