Кержач и пятеро автоматчиков, освещенные тяжелыми противотанковыми гранатами, быстро и незаметно, как тени, проскользнули в соседнюю балочку.

Между тем движение самоходок приостановили "сорокопятки", неизвестно как вылезшие сюда с нашего переднего края. Одна самоходка вырвалась вперед. Теперь она не досягаемая для "сорокопяток". И тотчас из балки навстречу ей с гранатами в руках выскочил один из автоматчиков Кержача.

— Мухаммедов, куда? — отчаянно кричит Пашка. — Ложись!

Но Мухаммедов уже ткнулся лицом в землю, а от его точного броска самоходка вертится на порванной гусенице. Мухаммедов лежит, боясь поднять голову, пули так и витают вокруг него. Это стреляют укрывшиеся за машиной фашисты.

Две самоходки рванулись на помощь подбитой и сразу же остановились, зачадили: их бортовую броню с первых же снарядов пробивают артиллеристы. Не забыл свое обещание комбат!

Выскочившие из самоходок гитлеровцы завязали перестрелку с группой Кержача.

Балку, где укрылся Кержач, заволокло дымом от горящих машин, и Аман не мог понять, отошли автоматчики или еще отстреливаются. Маневр, предложенный Пашкой, удался. Но ракет все нет! Где же лейтенант? Сколько еще выдержит Пашка и его ребята?..

— Товарищ сержант! Две ракеты! Зеленые! — услышал он голос пулеметчика Сергеева.

— Есть, вижу! Лизутин, — крикнул он в сторону. — Быстро узнайте, что там с Кержачем! — А потом уже для всех: — Приготовиться к бою!.. Товарищи, сейчас должны здесь прорваться наши ребята. Мы отвлекаем огонь на себя. От нас зависит жизнь наших товариш, ей. Ефрейтор Иванченко — к пулемету, в помощь Сергееву! — отдал он распоряжение. — Приготовить гранаты! Весь боезапас!

По цепи вдруг пробежал говорок:

— Наши, наши идут!

— Где?

— Вдоль тропинки, пригнувшись.

— Товарищ сержант, наши!

— Вижу.

— Мало что-то их…

— Значит, жарко там было! Бойцы, слушай мою команду) "Огонь!"

Огонь велся бесприцельно, поскольку цели, как таковой, не было. Немцы вели бой с группой Кержача, и, одновременно, судя по выстрелам, преследовали лейтенанта Мурадова. Отвлечь огонь от лейтенанта и дать обескровленной группе уйти — это и стало задачей Аширова и его бойцов.

"Не замечают нас фрицы, что ли?" — подумал Аман.

И тут сразу же, будто только и ждали этой его мысли, немцы перенесли огонь в их сторону.

— Ага! — закричал Аман. — Заметили! Ну, ну, давайте, атакуйте, гады!.. Ближе!.. Ближе!..

Что-то изменилось в обстановке. Исчез какой-то звук. Пулемет! Замолчал пулемет Сергеева!

— Сергеев! Почему молчит пулемет?! Гранату мне! — крикнул Аман. — Быстро!..

Понимая, что сейчас нужны решительные действия, Аман поднялся, держа в каждой руке по гранате и, повернувшись к бойцам, скомандовал:

— За мно-о-ой!..

Бойцы вскочили.

— Ур-р-а-а! — раскатилось по балке.

— Бей фашистских гадов!

Схватка была недолгой. Автоматчики, преследовавшие лейтенанта Мурадова, не ожидали такой поворот. Тревожила судьба группы Кержача: почему он до сих пор не присоединяется? Или так увяз в бою, что не может выбраться? Ждет подмоги?

— Товарищ командир, — услышал он голос сзади.

— Кто там? Ты, Мухаммедов?

— Я.

— Что с Пашкой? Почему молчали? Я же Лазутина послал к вам.

— Погибли все. А Кержач…

— Тоже?

— Задохнулся он.

— Как?

— В машине он…

— Да тут неподалеку.

— Вот черт! — вырвалось у Амана.

Он понимал, что как командир должен оставаться здесь, но как останешься, если твой друг… Раздумывать было некогда. Пока фрицы молчат и выясняют что к чему, он успеет.

— Ефрейтор Гусев, остаетесь за меня. Я быстро. А в случае, если фрицы начнут атаку, отходите!

— Есть!

— А ты, Мухаммедов, со мной. Пошли!

Картина, представшая перед сержантом, говорила о том, что события здесь происходили жаркие. Неподалеку друг от друга чадили две подбитые самоходки. Взрытая сумасшедшим вихрем земля была похожа на огромную рваную рану.

На секунду Аман мысленно перенесся на несколько лет назад в их село. То утро началось с переполоха. Не успел он выпить пиалку молока со свежим чуреком, как его позвали: "Айда, там Керим-телбе[12] взобрался на трактор и по полю гоняет!" Что взбрело в голову этому человеку, бессмысленно вертевшему руль трактора вправо-влево! Что рисовалось в его затуманенном болезнью мозгу, когда он без всякой жалости взрывая острыми шипами тракторных колес нежные былинки уже пошедшей в рост озимой пшеницы?