Скачки сердца больно бьют в рёбра, но на поверхности — всё та же маска равнодушия.

— Когда ты планируешь ехать домой? — спрашивает без церемоний.

— Когда планирую – тебя не касается. Я уже договорилась с коллегой. Он меня отвезёт. Или я останусь ночевать в гостинице – здесь же. Пока не определилась.

Я отрываюсь от точки, которую всё это время гипнотизировала, и в тот же момент Саша поворачивает голову. Наши взгляды схлёстываются — жёстко, беспощадно, без возможности спрятаться. Вызывая искры в животе и сбивая дыхание раньше, чем я успеваю собрать остатки самоконтроля в кучу.

— Нет, — упрямо отрубает он.

— Что значит «нет»?

Со скрежетом отодвинув стул, встаю с места, оглядываясь назад и перестраховываясь. Все наши отвлечены и заняты шашлыками. Но это ничего не означает. Абсолютно ничего, что позволило бы мне забыть о рамках.

— Я не уеду отсюда, пока мы не поговорим, — отчеканивает Устинов. — Мы можем сделать это в доме или уехать вместе. Я буду ждать столько, сколько нужно, пока ты не согласишься.

Появление бармена уже никого из нас не смущает, потому что мы слишком увязли в своём противостоянии. Саша давит взглядом, словами, интонациями. Так, словно выискивает во мне слабые места, куда можно бить.

Я проезжаюсь взглядом по его лицу: по выгоревшим на солнце бровям, длинным ресницам, отросшей щетине — и, быстро скользнув ниже, к ходящей ходуном груди и прорисованному кубиками животу, так же стремительно возвращаюсь обратно.

— Мне ничего от тебя не нужно. Ни сожаления, ни извинений, ни даже объяснений, — сбивчиво отрезаю любые попытки на сближение. — Ни, тем более, секса. Мне достаточно наступить на грабли один раз, чтобы не повторять этого снова.

Когда разворачиваюсь на выход, ощущаю, как мелкие иголки впиваются в спину, цепляя лопатки и поясницу.

Твердолобости Саше не занимать, но он не учёл одного — что и я не склонна сдаваться. Даже перед ним. Даже, чёрт возьми, когда разум с треском сдаёт позиции.

***

Уже на выходе из бара я чуть ли не лицом к лицу сталкиваюсь с девушкой, которая сидела у ног Устинова и водила пальцами по его руке.

Что-что, а ставить девушек на колени этот мужчина умеет с лёгкостью. В нём море уверенности и притягательности, и, в некоторой степени, он сам не до конца осознаёт, какое влияние может оказывать на весь женский пол.

С протяжным «Са-аш, ты идёшь играть?» — пролетаю мимо и направляюсь к шатру под палящим солнцем. День сегодня действительно жаркий. Именно поэтому Валентина Петровна решила собрать всех на базе отдыха, а не в душном помещении ресторана.

Ну и ещё потому, что это гораздо дешевле.

На столы накрывают коллеги, мясо жарит Степурин вместе с моим начальником отдела. Сама виновница торжества попивает вино, сидя в плетёном кресле. Но ей это позволительно.

Нас собралось двадцать человек — прокуроры, несколько помощников, сотрудники канцелярии и бухгалтерии. Обычно я не езжу на подобные мероприятия и не слишком тесно дружу с коллективом, предпочитая разделять эти две плоскости — работу и личную жизнь. Не потому что я высокомерна или нелюдима, а потому что слишком хорошо знаю: это почти всегда заканчивается плохо.

У меня есть люди, с которыми приятно перекинуться парой слов о новых назначениях, резонансных делах и чьих-то неудачных судах, но никогда — о проблемах в семье, в отношениях с сестрой или с любимым мужчиной. Всё, что слагают обо мне в стенах прокуратуры, — исключительно догадки, основанные на слухах.

Думаю, узнай кто-то из коллег, что мой выбор пал на Александра Устинова — человека, чьё имя фигурирует в уголовных материалах, — меня бы растоптали без права на оправдание.

Если бы об этом узнали родители — я потеряла бы их доверие быстрее, чем осознала бы масштаб катастрофы, которую сама же и устроила.

В юности мне запрещали общаться с такими мальчиками, как Саша. Предостерегали, что с ними легко потерять голову и ещё легче — себя. Проблемные, прущие напролом, неспособные вовремя остановиться.

Но это не мешает мне пялиться на него, когда Устинов снова выходит на поле — большой, агрессивный, полный той силы, от которой одновременно хочется держаться подальше и тянуться ближе. Удар за ударом он отбивает мяч на территорию противников. А потом, вместе с дружной компанией, направляется к реке, чтобы сбить жар после игры.

И в этот момент внутри меня рождается трепет — тихое, едва уловимое желание принадлежать ему, хоть на секунду.

Я не брала купальник, поэтому просто стою в тени и наблюдаю за остальными, вцепившись в стакан с лимонадом.

Разница между нашим шатром и соседним ярко бросается в глаза: здесь — порядок и натянутые улыбки, там — шум, смех и полное отсутствие правил. Мы держимся особняком, они — наслаждаются жизнью, ни на кого не оглядываясь.

Когда на улице начинает темнеть, в шатре загораются гирлянды и фонари, протягивая между столами мягкие световые дорожки. Пахнет дымом, жареным мясом и сладким вином.