Когда оказываюсь рядом, Оля уже стоит у стойки и водит пальцем по ободку бокала. Вроде бы расслаблена, но плечи выдают. Готовность. Раздражение. Броню.

Уверен, где-то в ней по-прежнему живёт импульс влепить мне пощёчину. Причём не одну.

Я отодвигаю барный стул — тот, что через два от неё — и, сев, спокойно говорю бармену:

— Безалкогольное пиво. Баночное. Чешское. Мне говорили, у вас такое есть.

Это пиздежь, конечно, но бармен уходит в подсобку, оставляя нас с Олей наедине — насколько это возможно под открытым небом.

Я не смотрю на неё. Она — на меня тоже. Но присутствие друг друга ощущается кожей: плотное, почти физическое. Другого шанса, скорее всего, не будет. Поэтому, глядя прямо перед собой, здороваюсь первым.

Ольга

У меня не было настроения ехать на природу, чтобы проводить Валентину Петровну Быстрицкую на пенсию, но совесть не позволила остаться дома. Когда я окончила университет, именно она возилась со мной больше других.

Показала, как правильно оформлять подозрение, объяснила, в каком порядке подшиваются материалы, терпеливо проверяла каждую мою бумажку — даже когда была завалена своими. Иногда выводила меня из себя — придирками, замечаниями и сухой требовательностью. Но именно под её началом я стала той, кем стала.

Внутренний голос тихо нашёптывал, что лучше бы мне попрощаться с Быстрицкой в стенах прокуратуры — лично, без шатров и коллективных объятий. И теперь, сидя за барной стойкой, я прекрасно понимаю почему. Мне стоит чаще доверять своей интуиции.

— Привет, — коротко произносит Саша, устремив взгляд в сторону двери, ведущей в подсобку.

Мой взгляд находит точку на стене — между выключателем и крючком для одежды, чтобы удержать зыбкий баланс. Но под кожей ползёт предательская дрожь, и это кажется сигналом к падению.

Я не смотрю на него, но смотрела раньше. Когда он отдыхал с друзьями, ходил по территории и играл в волейбол. Во время игры — особенно пристально.

Сложно было игнорировать его быстрые, резкие движения. Силу. Мощь. То, как работали руки. Как бешеная энергия пробивалась в каждом ударе. Как футболка липла к спине, обрисовывая очертания мышц.

Теперь он вовсе без неё. В одних шортах. Полуголый, заведённый, накачанный адреналином. По грудной клетке стекают капли воды и пота, сбегают по рельефу и теряются в густой поросли волосков, тянущейся от центра вниз.

Я молчу, сжимая стеклянный стакан, потому что присутствие Устинова раскачивает, хотя внешне я по-прежнему кремень. Меня раскачивает и в суде и на природе, стоит ему появиться в поле моего зрения. Это то, с чем я пока не научилась справляться.

— Оль. Я соскучился, — рвано добавляет Саша.

Обстановка в кафе располагает к диалогу — здесь никого, кроме нас нет, — но любая фраза может обернуться тем, о чём мы оба потом пожалеем.

— Мне показалось, тебе некогда скучать, — мгновенно парирую. — Девушек вокруг хватает. Внимания — валом. Или тебе ещё погадать на любовь?

Отпив прохладный лимонад, с грохотом ставлю запотевший стакан на стол. Чувствую, как горят и пульсируют щёки, когда выкатываю претензии, на которые не имею никакого грёбанного права.

Эта связь — табу. Связь с человеком, которого я должна воспринимать только через призму дела, документов и нарушений.

Но сейчас — ни о каком профессионализме речи не идёт.

Сейчас я злюсь. Ревную. Ненавижу себя. Разрываюсь на части между запретами и невозможностью притвориться равнодушной.

— Я правда соскучился, Оль. Вчера по привычке катался вокруг твоего дома. Если не разблокируешь — боюсь, в следующий раз поднимусь.

— Не надо. И цветы не надо — я выбросила их в мусорный бак, — хрипло отвечаю. — У нас не выйдет — сам понимаешь.

— Я хочу поговорить.

— Говори.

— Мы могли бы сделать это в доме номер триста пять, — звучит прямое предложение. — У меня есть от него ключ, и туда никто не войдёт. Обещаю… что никто не вмешается. Я буду за тобой наблюдать, и если ты решишься на этот разговор, сразу пойду следом.

Из подсобки выходит озадаченный бармен, разводя руками. Прошло всего пару минут, а кажется, что каждая секунда тянется, как вечность.

Никакого чешского безалкогольного он не нашёл, но это не останавливает Сашу от того, чтобы послать его в подсобку ещё. Таким тоном, что спорить не возникает ни малейшего желания. Таким тоном, которому веришь.

Что-что, а врать он умеет искусно.

— Это лишнее, — говорю как можно беспечнее, отодвигая лимонад. — Я хочу расслабляться и отдыхать. Если тебя мучает чувство вины — то зря. Всё в порядке, Саш.