Оба мифа — о Ѓелеле, сыне Зари, и о безымянном госте сада огнистых камней («осеняющем керуве») — утратили свой первоначальный смысл, будучи применены к конкретным историческим персонажам, и замолчали в качестве мифов. Тем не менее, поскольку они сохранились в библейском тексте, впоследствии получали и новую мифологическую интерпретацию. Так, в христианском мире — возможно, под влиянием доталмудических античных еврейских комментаторских традиций — они были истолкованы демонологически и отнесены к одному-единственному примордиальному событию, отпадению дьявола (Сатаны) от Бога. Уже в Евангелиях Иисус говорит, будто «видел Сатану, падающего с неба, как молнию» (Лк. 10:18), что может быть отсылкой к истории (и, возможно, имени) Ѓелеля — сына Шахара. Люцифер (Денница) станет распространенным демононимом, события будут перенесены в предшествующую творению эпоху (и, соответственно, отделены от планетарного содержания); Люциферу будет также приписываться красота, ум и высокое, а то и высочайшее положение на небе до своего падения, вызванного, как и в первоначальном мифе, попыткой узурпации божественного трона. Это также пример воскрешения — точнее даже перерождения — древнего мифа через текстуального посредника. Античные читатели, не зная первоначального содержания мифологемы, получили ее отголоски и вписали в новый контекст.

Существовала у древних израильтян также и низшая мифология, связанная с мертвецами и злыми духами, однако о ней сохранилось еще меньше информации. После смерти люди встречались в общем подземном обиталище — Шеоле, безрадостном и темном подземном месте, своего рода братской могиле всего человечества. Иногда Шеол описывается как обладающий пастью и стремящийся поглотить именно злодеев (Ис. 5:14), однако в целом это образ посмертного существования всех людей, независимо от их заслуг. В одних случаях складывается впечатление, что обитатели подземного царства ничего не знают о происходящем на земле и не помнят себя, но в других, напротив, они заинтересованно следят за земными событиями и активно встречают новоприбывших. Предполагалось, что участь покойника на том свете зависела от правильного захоронения и ритуальных приношений.

Неоднократные запреты вызывать мертвых означают, что существовала практика обращаться к ним за той или иной информацией. Так, в Первой книге Царств (1 Цар. 28) рассказывается, что царь Шауль (Саул), будучи полностью отвергнут Богом и не получая ответа через жрецов или пророков, решил спросить о своем будущем уже почившего пророка Шмуэля (Самуила), некогда возведшего его на престол. Для этого он обратился к профессиональной колдунье, которая практиковала в городе Эйн-Дор вопреки уже действовавшему, по мнению рассказчиков, государственному запрету на колдовство. Колдунье удалось вызвать из-под земли дух Шмуэля, который видела только она сама, но не царь; пророк предстал перед ней в своем земном обличье — как седобородый человек в длинных одеждах. Потревоженный Шмуэль осудил царя за использование запрещенных практик, предрек ему скорую смерть и потерю царства и исчез обратно под землей.

Все это показывает значительный разрыв с практиками, традиционными для ханаанейского региона. Так, тексты почти не сохранили упоминаний о культе предков. Между тем такой культ играл большую роль в жизни, в частности Угарита. Духи покойников были известны под названием rapi’uma; по праздникам им ритуально подносили еду, рассчитывая на их поддержку в жизни. Корень rp’ может быть связан со значением «лечить»; в таком случае rapi’uma могли обладать целительскими функциями.

Rapi’uma известны в Библии как рефаимы (r?pa’im), однако всегда встречаются в негативных контекстах. Одна из групп этих контекстов также связана с представлениями о влиятельных покойниках, однако на этот раз скорее устрашающих, а то и зловредных. Например, в Книге Притчей Соломоновых глупый юноша, последовавший за аллегорической фигурой развратной жены в ее дом,

Есть возможность понимать это предостережение как указание на образ покойников, утаскивающих сбившегося путника за собой в подземное царство: быть может, перед нами последний след подобного представления древних израильтян.

Тем интереснее вторая группа контекстов, в которой рефаимы предстают уже как древний народ, отличавшийся исполинским ростом и населявший земли к востоку от Иордана. Согласно Второзаконию (3:11), в столице царства Аммон (совр. Амман) хранилась кровать последнего из рефаимов, легендарного башанского царя Ога, которая составляла около 4,5 м в длину и 2 м в ширину. В соответствии с этой группой сказаний рефаимы были народом великанов (или, по крайней мере, включали в себя таковых) и были уничтожены моавитянами и аммонитянами на заре железного века.

В этом втором контексте узнается другой тип представлений: мегалитические постройки прошлого часто наводят жителей определенных территорий на представления о расе гигантов, населявшей те же земли в незапамятные времена. Согласно древнеизраильским представлениям, встречались отдельные великаны и при завоевании израильтянами Ханаана (Чис. 13:23, ср. Суд. 1:20). Они называются детьми Анака (буквально просто «великана») и рассматриваются как отдельная вымершая раса людей.

Вполне вероятно, что два этих значения слова «рефаим» — мертвецы и великаны — были связаны между собой. Можно предполагать, что израильтяне, знакомясь с властными покойниками местной городской традиции, отождествили рефаимов как духов древних царей-великанов. Таким образом, они переняли ханаанейские представления об исполинского размера призраках, однако рассматривали их как чужих и враждебных. Косвенно в пользу представления о рефаимах как о духах-великанах говорит и название ущелья Эмек Рефаим (букв. «долина рефаимов») в окрестностях Иерусалима, сохранившееся с библейских времен до сего дня. Возможно, долина была названа так за свою ширину, в связи с которой она считалась дорогой, проложенной в древности духами-исполинами.

Возможно, другая форма культа покойников — предположительно, связанная с кочевыми предками израильтян — отражена в феномене домашних идолов терафимов (терафах). О терафимах известно, с одной стороны, что они представляли собой культовые изображения, хранившиеся в частных домах, в связи с чем в них предполагают в том числе покровителей семьи [81] . Они также были достаточно компактными для перемещения с места на место; так, в Пятикнижии супруга Якова, Рахель, переселяясь с мужем из Верхней Месопотамии в долину Иордана, пытается похитить терафимов своего отца и прячет их в своих вещах. В другой истории (1 Цар. 19) фигурку терафима подкладывают в постель, чтобы выдать за спящего Давида, из чего следует, что терафимы могли быть подобны погрудной фигуре натурального размера. К терафимам также могли обращаться как к оракулам (Зах. 10:2).