Более того, не все иерусалимцы были готовы воспринимать исход кампании как чудесное поражение Синаххериба от руки Бога — по крайней мере, после смерти Хизкии, при его сыне Менашше (Манассии), к власти пришла проассирийская и антимонотеистическая партия, упразднившая все реформы и вернувшаяся к политеизму. Это может означать разочарование в политике Хизкии. Согласно позднейшему преданию, при царе Менашше пророк Ишайя был даже казнен.

В классическом библейском пророчестве, в отличие от его архаической формы, отсутствует элемент экстаза: собственная воля пророка и говорящая через него воля Бога действуют независимо, а то и противоречиво. Два голоса не сливаются, а вступают между собой в спор. Особенно это заметно в фигуре пророка Йирме-Яѓу (Иеремии, Ирмии), чьи прорицания непосредственно предшествуют падению Иерусалима и разрушению Храма вавилонянами в 586 г. до х. э. Книга Йирме-Яѓу, записанная уже после разрушения города, вся озарена отсветом наступающего пожара. Пророк видит и знает, что дни Иерусалима сочтены, потому что за грехи Богом уже вынесен суровый приговор; Йирме-Яѓу полон скорби и ужаса перед грядущей гибелью и депортацией своего народа, которые он вынужден провозглашать. Однако сделать ничего не может. Положение Йирме-Яѓу осложняется тем, что его пророчествам никто не верит: они воспринимаются публикой и властями как провавилонская агитация, а сам пророк подвергается различным репрессиям.

Заточенный в колодки у главных городских ворот за свою проповедь, Йирме-Яѓу жалуется Богу на Него самого и злополучный пророческий дар:

Пророк был бы рад отказаться от своей миссии, но она жжет его изнутри:

В этом отношении фигура Йирме-Яѓу напоминает образ греческой трагической героини Кассандры — дочери троянского царя Приама, безуспешно предупреждающей окружающих о падении Трои. Согласно легенде, Аполлон наделил ее пророческим даром, чтобы соблазнить, а будучи ей отвергнут, сделал так, чтобы никто ей не верил.

Двойственность голосов человека и Бога в пророческих книгах связана и с отличием в их задачах. Пророк — не просто пассивный инструмент Божественного Слова, он призван добиваться изменений в обществе, воздействовать на людей: тогда, возможно, Бог переменит гнев на милость. В этом смысле пророк также заступник за народ, добивающийся отмены небесного приговора, — если это, как в случае Йирме-Яѓу, не становится невозможным.

Значительную часть материала в книге пророка Йеша-Яѓу составляют тексты, которые ученые считают созданными уже не самим иерусалимским пророком VIII в. до х. э., а его далеким последователем, жившим в Вавилонском плену — почти на два века позже. Этого автора называют Второисаией или Девтероисаией; выделяют в книге и третью руку, которую приписывают его ученику Тритоисаие. В плену действует также пророк Йехезк-Эль.

Основная тема Второисаии — освобождение из Вавилонского плена. Пророк изображает спасение в фантастических тонах, как радикально новое и несравнимое событие: горы и долины выровняются, пустыня наполнится водой, а «Слава Господа» явится всем. Также именно Второисаие приписывается первая последовательная монотеистическая теология, отрицающая политеизм и утверждающая трансцендентный характер Божества.

Утверждение последних строк, будто Бог является причиной не только добра, но и зла, может представлять собой полемику с зарождающимся в Персидской империи зороастризмом, постулировавшим у мироздания два равновеликих начала — светлое и темное. «Но зачем Бог создает зло?» — этот вопрос будет еще много поколений занимать умы теологов. Можно догадываться, что, приписывая своему Богу сотворение зла, Второисаия это зло демифологизирует, лишает самостоятельной сущности; этим он в итоге указывает на преодолимость зла и даже, возможно, на задачу его преодоления, стоящую перед человеком:

Второисаия также подробно разрабатывает полемический концепт язычества, то есть единой, на его взгляд, религии остальных, кроме евреев, народов Древнего мира. Пророческий автор объясняет суть этой религии как поклонение идолам: обвиняет политеизм в ложном обожествлении изготовленных человеком изображений. Статуи действительно были важным элементом древнеближневосточных культов, однако на самом деле не отождествлялись с богами, а лишь репрезентировали их. Второисаия нарочно игнорирует реальную теологию политеизма, потому что его цель — демифологизация: поскольку никаких богов, по его мнению, не существует, поклонение им оказывается на самом деле скрытым обожествлением их репрезентаций, за которыми ничего не стоит. Коль скоро и сам человек есть лишь эфемерное и непрочное творение Бога, тем более эфемерны и не достойны поклонения произведения его рук. Таким образом, любые божества объявляются несуществующими.