Чтобы лучше понять зависимость Северной Америки от торговли с сахарными островами, нужно представить себе, какое неравенство в уровне благосостояния существовало в Британской империи. На примере Ямайки один историк подсчитал , что годовой доход на душу населения среди белых на этом острове в то десятилетие, о котором писал Уильямс, был более чем в тридцать пять раз выше, чем в материковых колониях Великобритании: 2201 фунт стерлингов против 60,2 фунта стерлингов.

Для того чтобы преодолеть чудовищную недооценку вклада Африки и африканцев в создание современного мира и вернуть им должное место, необходимо использовать несколько подходов, или линий аргументации, привлекая доказательства со многих сторон. До сих пор мы подчеркивали непосредственное влияние труда рабов, вывезенных из Африки (а также их потомства). В XVI веке, когда американская работорговля получила широкое развитие, 370 000 африканцев были перевезены в цепях через Атлантику. В следующем столетии это число увеличится в пять раз, когда на Карибы начнут поставлять сахар. А в восемнадцатом веке работорговля увеличилась еще в три раза, в результате чего еще 6,1 миллиона попали в рабство в Новый Свет.

Помимо огромного объема производства - не только сахара, но и многих других товаров, - созданного этим трудом, в предыдущей главе и в других разделах мы говорили о новых крупных рынках или спросе, возникших из-за необходимости одевать, кормить и перевозить рабов. Как мы уже видели, они были ответственны не только за рост бизнеса, но и за интеграцию рынков, сначала между Северной и Южной Европой, а затем и другими странами. Наиболее важным, пожалуй, было влияние на Новую Англию и другие американские колонии Британии, чья экономика стала жизнеспособной во многом благодаря спросу со стороны рабовладельческих обществ Карибского бассейна. Это, в свою очередь, сделало их " ключом Индий ", по выражению историка Венди Уоррен. Чтобы дать представление о степени взаимодополняемости этих двух регионов Британской империи, один ученый подсчитал, что " колониальных морских перевозок на Барбадос в 1686 году, 80 процентов тоннажа было зарегистрировано в Новой Англии, более трети - в Бостоне".

Два десятилетия назад Кеннет Померанц, историк экономики, специализирующийся на Китае, внес мощный вклад в наше понимание трансцендентного подъема Европы в XIX веке, исследовав, как именно Британии удалось превзойти долгое время занимавшую эту позицию самую богатую страну мира - Китай. Знаковое исследование Померанца "Великое расхождение: Europe, China, and the Making of the Modern World Economy" открывает путь к углублению нашего понимания вклада Африки и африканцев в современность, которую мы разделяем. Он приписывает два основных фактора резкому подъему Европы под руководством Великобритании. Первым из них, по его словам, был "экологический дивиденд" - прибыль, которую Европа получила, полностью захватив Америку за поразительно короткий период времени, эффективно интегрировав многие миллионы квадратных миль сельскохозяйственных земель в европейскую экономическую сферу. Вторым фактором Померанц назвал экспроприацию Европой африканского труда в огромных масштабах через рабство, или то, что он довольно деликатно назвал " плоды заморского принуждения ." * Соединение Померанцем этих двух факторов, земли и труда, значительно улучшает наше представление о центральной роли рабства в возникновении новой глобальной капиталистической экономики с центром в Атлантике.

В книге "Великая дивергенция" утверждается, что Британия получила огромный толчок к развитию диетического питания благодаря появлению товарного сахара, который значительно увеличил количество калорий в ежедневном рационе ее населения. Не менее важно и то, что это удалось сделать необычайно дешево, особенно после того, как Барбадос и последующие английские сахарные острова в Карибском бассейне достигли успеха в качестве производителей. По мнению Померанца, калорийность дешевого сахара обеспечивала долгие и напряженные рабочие дни работников первых промышленных фабрик Англии. Без него стране пришлось бы тратить гораздо больше собственных земель и труда на обеспечение этих новых источников калорий. За пятнадцать лет до Померанца, в книге "Сладость и власть", антрополог Сидни Минц подчеркнул огромное влияние тростника и его побочных продуктов на пищевые привычки в Англии. По оценкам Минтца, в 1800 году сахар составлял всего 2 процента от калорийности пищи в Британии. Но к концу того же века, века исторического восхождения Британии, эта цифра выросла до 14 процентов - намного больше, чем у любого из ее европейских конкурентов. Взлет потребления сахара, измеренный другим способом, может показаться еще более впечатляющим:

Потребление сахара на душу населения в Англии выросло с примерно 2 фунтов на человека в 1660-х годах до 4 фунтов на человека в 1690-х и продолжало расти в XVIII веке. К моменту Американской революции каждый мужчина, женщина и ребенок в Англии в среднем потребляли 23 фунта сахара в год. . . . Британские колонисты на североамериканском материке импортировали менее половины сахара - около 14 фунтов на человека в 1770 году, но компенсировали это гораздо большим потреблением побочных продуктов сахара, рома и патоки.

Сегодня диетологи могут нахмуриться, но, как рассуждает Померанц, эти калорийные разработки помогли повысить производительность труда в стране в важнейших направлениях. Появление дешевого сахара в рационе англичан привело не только к наплыву тортов, пирожных и других кондитерских изделий . Он открыл дорогу кофеиносодержащим напиткам, таким как кофе, который выращивали рабы в Америке (как и какао, еще один стимулятор), и чай, который вслед за кофе стал национальным напитком столетие спустя. Поскольку вода часто была негигиеничной, многие англичане до сих пор предпочитали эль, употребляя его даже в дневное рабочее время, что неизбежно приводило к вялости, если не к беспорядочному поведению. Таким образом, эпоха большого сахара открыла новый век бодрости, основанный на напитках, которые имели дополнительное преимущество - гигиеничность, поскольку для их приготовления требовалось кипятить воду. И примерно в тот же момент вместе с этими новыми стимуляторами появился еще один - табак, дополнительным достоинством которого для рабочего места, если не для долгосрочного здоровья, было подавление аппетита. Как сказал мне историк Карибского бассейна Рэнди Браун, подытоживая сдвиг, который лег в основу промышленной революции, "они перешли с понижающих на повышающие".

Однако есть еще один важный и удивительный аспект влияния сахара , который Померанц оставляет неизученным. Говоря о современности, мы должны учитывать не только экономику, но и то, что сахар и его спутники-стимуляторы сыграли огромную роль в развитии совершенно другой сферы - природы самого общества. Эпоха взлета Барбадоса и сахарной революции, которую он произвел, стала эпохой фундаментальных изменений в развитии в Британии того, что мы сегодня называем гражданским обществом. Доступность горячих, подслащенных, стимулирующих напитков привела к появлению первой кофейни , которая открылась в Оксфорде в 1650 году. Оттуда кофейни быстро распространились в Лондон, где их стало очень много, что, в свою очередь, способствовало быстрому становлению средства массовой информации, только недавно изобретенного в Германии: газеты. Такие места сбора, как кофейни, и доступность регулярно печатаемых политических новостей в таком формате - вот что породило современную публичную сферу, если воспользоваться терминологией немецкого философа и социолога Юргена Хабермаса. Это причудливый способ обозначить возникновение богатого общего понимания общественных дел и участия граждан, которое появилось в эпоху Просвещения. По мнению Хабермаса, беседы за чашечкой кофе и газетами в таких местах, как кофейня, ознаменовали " первый раз в истории [что люди] собрались вместе как равные, чтобы критически рассуждать об общественных делах".

Описывая Лондон середины и конца XVII века, историк ранней современной Европы Брайан Уильям Коуэн писал: " Многочисленные кофейни мегаполиса были больше, чем сумма их частей; они образовывали интерактивную систему, в которой информация социализировалась и осмысливалась различными слоями населения города". Иными словами, кофейня стала "основным социальным пространством, в котором "новости" как производились, так и потреблялись", и "ни одна стоящая кофейня не могла отказаться предоставить своим клиентам подборку газет". Эта трансформация социальной жизни Англии была остроумно отражена в двустишии из сатиры под названием "Студент", опубликованной в 1751 году.