* Один из историков попытался прикрепить к этому цифры, подсчитав, что к 1800 году Британия приобрела продукцию миллиона рабов, занятых только на производстве сахара, табака и хлопка, тем самым фактически украв,5 миллиарда часов труда у них 2 .

† Закономерности, отмеченные учеными Массачусетского технологического института, подтвердились бы и на американском материке, где наибольший экономический рост и новые богатства наблюдались именно в тех местах, которые были наиболее непосредственно связаны с экономическими центрами атлантического мира, основанными на рабовладении.

‡ Уильямс также был решительно опровергнут за его так называемую теорию упадка, тезис, согласно которому Британия согласилась на прекращение работорговли и рабства только потому, что ее империя в Карибском бассейне перестала быть прибыльной. Такие историки, как Сеймур Дрешер, убедительно показали, что это было не так. Действительно, отмена рабства в Британии последовала за особенно интенсивным периодом работорговли, а также за открытием новых амбициозных сахарных плантаций в Гайане.

21

.

ХОЗЯЕВА РАБОВ, ХОЗЯЕВА МОРЯ

И ЕЩЕ ОДНА ПОСЛЕДНЯЯ ВЕЩЬ, которую следует сказать в связи с переездом Эрика Уильямса, и это ответ тем, кто утверждает, что рабство и плантации Нового Света никогда не были столь ценны для Европы, как это представляли люди вроде тринидадцев. Возможно, столь же эффективным, как и все аргументы, которые были рассмотрены до этого момента, является допрос. Как писал историк Дэвид Геггус о Карибском бассейне, " ни одна другая часть света не управлялась из Европы так долго и не имела такой большой доли населения, живущего в рабстве". На протяжении всего этого периода европейцы вели между собой необычайную борьбу за контроль над регионом. Длительная эпоха испанского господства, начавшаяся с Колумба, сменилась хаотичной борьбой, которая в свою очередь привлекла голландцев, англичан и французов, а затем последовал период квази-британской гегемонии, который, однако, был отмечен огромными богатствами, добытыми французскими рабами на Сен-Домингу. На протяжении всего периода морские силы, как официальные флоты, так и каперы, были главными инструментами коммерческой экспансии, причем каждая держава стремилась не только обогнать своих соперников, но и подмять или вытеснить их. Некоторые ошибочно предпочитают теории такого поведения, которые зависят от абстрактных мотивов, таких как погоня за славой. В действительности же имперское соперничество за Карибы было обусловлено реалистическим пониманием того, что власть в значительной степени проистекает из богатства , источники которого необходимо контролировать, чтобы соперники не завладели им в ущерб или во вред себе.

Как пишет историк Робин Блэкберн:

Торговые и военно-морские стратегии таких государственных деятелей, как Уолпол и Чэтэм, Чойзель и Помбал, были сосредоточены на Новом Свете в той же степени, что и на Старом. Правители Британии хотели избежать доминирования одной державы в континентальной Европе, но сами были вполне готовы к гегемонии на американском континенте. Какой бы важной ни была Европа для Франции, ее правители никогда не считали, что могут позволить британцам свободно хозяйничать в Новом Свете. Это означало бы отказ не только от сказочных богатств, но и от того, что сулило необычайные перспективы в будущем и отличало современную эпоху от классической.

Блэкберн писал о восемнадцатом и девятнадцатом веках, но он вполне мог бы продлить свою хронологию и дальше в прошлое, потому что жестокой и дорогостоящей борьбе европейцев за работорговлю и плантации в Карибском бассейне в XVII веке обычно уделяется слишком мало внимания в рассказах об этой эпохе. В 1690 году, в эпоху, когда Англия только недавно начала продвигаться в этом регионе, Кристофер Кодрингтон, богатый барбадосский плантатор, рабовладелец и торговец, а позже английский губернатор Подветренных островов, писал: " Все зависит от владения морем . Если оно будет у нас, наши острова будут в безопасности, как бы мало они ни были заселены; если оно будет у французов, мы не сможем, после недавней смертности, собрать достаточно людей на всех островах, чтобы удержать хоть один из них". Но в своей классической книге "Командование океаном" Н. А. М. Роджер пишет о том, что вскоре узнают европейские державы, жаждавшие контроля над Карибским бассейном: " Большие флоты, которые всена так надеялись и от которых так много ожидали, оказалось трудно эффективно использовать в непредвиденных обстоятельствах. [Было] легче вести сражения, чем выигрывать их, и легче выигрывать их, чем добиваться какого-либо прочного преимущества".

Огромные флоты были должным образом собраны и развернуты в Карибском бассейне с огромными затратами казны, и в течение полутора столетий в боях также погибали огромные люди. Но к чему относились эти "непредвиденные обстоятельства"? Главными из них были болезни - в первую очередь желтая лихорадка и малярия. Оба этих недуга зародились среди африканских рабов и опустошили европейские войска, действовавшие в этой среде, иронично подбросив монету судьбы белым, чьи болезни так опустошили коренное американское население. Морские кампании проходили с декабря по май в Вест-Индии, где за ними следовал так называемый сезон болезней, когда смертность среди европейских моряков достигала 85 процентов, что приводило к гибели целых флотов.

В 1741 году, когда британский адмирал Эдвард Вернон отправился во главе эскадры к побережью современной Колумбии, чтобы осадить Картахену, 22 000 человек погибли от болезней, в основном от желтой лихорадки и малярии. Два десятилетия спустя, в 1762 году, Британия мобилизовала более 230 кораблей и 26 000 солдат, моряков и африканских рабов, чтобы захватить Гавану у испанцев. За шесть недель активных боевых действий и одиннадцать месяцев последующей оккупации Британия потеряла больше людей, чем за всю Семилетнюю войну в Северной Америке.

Несмотря на то, что силы этих стран в регионе то ослабевали, то ослабевали, они продолжали вкладывать огромные военно-морские ресурсы, сокровища и человеческие жизни, удваивая свои усилия в попытках укрепить свои позиции в Вест-Индии или ограничить позиции своих соперников. Для Англии и Франции это означало развертывание в Карибском море от шестидесяти до восьмидесяти линейных кораблей, а также множества более мелких судов. Несмотря на постоянные огромные потери каждой из сторон, они продолжались до тех пор, пока не произошла схватка за самый большой приз во всем море: Сен-Домингу. Именно здесь имперская борьба за острова-плантации и производимые ими богатства наконец-то вступила в свою завершающую фазу. Но начало конца было положено не триумфом одной европейской нации над другой, как, возможно, ожидали герои, а победой нации, состоящей в основном из людей, родившихся в Африке и похищенных оттуда или отданных в рабство на по ту сторону Атлантики. Когда Франция в конце концов была вынуждена окончательно отказаться от контроля над Гаити, один из писателей того времени назвал ее поражение от рук чернокожих " самой страшной катастрофой, когда-либо постигшей империю". На самом деле это было нечто даже более значительное. Это было поражение империй всего Нового Света, как мы поймем позже; оно привело бы к поражению самой идеи рабства чернокожих.