Ковалев тихо выругался и расположился в кресле, нацепив себе намордник воздушной маски. Оргстекло капсулы, наконец, сумела выполнить свою миссию, закрыв полковника с головой.

И я тут же оказался под колпаком. Экраны вокруг меня не исчезли, да они и были видимы только мне через мой нейро-интерфейс.

После проверки всех систем, я вдруг понял, что этот аппарат может лететь гораздо быстрее, и добраться до станции мы сможем не за час, а за минут десять земного времени. Только разгоняться придется быстрее. Но в прошлый раз мы почему-то не использовали капсулы для защиты от перегрузки, а сейчас я обнаружил, что они вполне пригодны для того, чтобы выполнить просьбу полковника и доставить его на место моментально.

И не успели мы покинуть негостеприимную пепельно-серую пустыню, как начала вырастать громада космической станции, на этот раз она не поражалась стройными формами, а чудовищными повреждениями, что нанесли взрывы. Казалось, что страшный зверь выгрыз из тела красавицы огромные куски.

Космолет теперь облетал уже станцию, когда я выключил защиту, капсулы поднялись вверх, исчезли в щелях кресел.

— Подожди, мы уже прибыли? — подал голос полковник. — Рей, как ты умудрился?

— Магия, товарищ полковник. Я чародей.

Что я увидел главное — шлюз, где я оставил свой спейсфайтер, цел и невредим. И я без колебаний устремил космолёт к шлюзу рядом. Пристыковались мы, на мой взгляд, идеально. Но я не мог усмирить колотящееся сердце, когда все вместе мы вышли из шлюза.

Люк в салон спейфайтера отошел с тихими шорохом.

— О! Какие люди прибыли! — в кресле подскочил Зайцев.

Выбежал к нам на встречу, обнял меня. Отодвинул в сторону, словно пытался разглядеть на моем лице изменения и вновь обнял.

— Ну как там, на Луне?

— Нормально все, Толян. У вас тут что произошло?

— Лейтенант Зайцев, — грубо оборвал нашу встречу закадычных друзей Ковалёв, — Доложи обстановку, твою мать.

— Есть, товарищ полковник, — Зайцев испуганно отшатнулся от меня и встал на вытяжку перед Ковалевым, чья недовольная физиономия могла испугать кого угодно. — Докладываю. Товарищ маршал получил разрешение на уничтожение станции.

— Что?! — у Ковалева вытянулось лицо, побледнел. — Уничтожить?! Станцию! Что ты несешь, б…!

— Вот, он оставил это распоряжение, — Зайцев перестал пугаться перемен настроения Ковалева, вытащил планшет и сунул под нос полковнику.

Ковалев нахмурился, желваки заходили под кожей. Углубился в чтение. Потом медленно, как будто осторожно, чтобы не разбить, отдал планшет Зайцеву. Повернулся ко мне. Помолчал.

— Маршал решил настроить двигатели станции так, чтобы она направилась к солнцу, упала на него и сгорела.

— Зачем так сложно? — не понял я. — Почему не вывезти всех людей и не взорвать? Так проще.

— Нельзя. У станции ядерные движки. «Ядерный шторм». Если станция свалится на Землю, будет экологическая катастрофа.

— А, ну тогда ясно. И что дальше?

— Они отправились к рубке управления. Но тут взрывы, видимо, их где-то завалило по дороге.

— Что-то я не понимаю. А почему они не долетели до рубки на космолёте? Ваши челноки же могут пристыковаться к шлюзу рядом с центральной рубкой.

— Рей, что за бред ты несешь?! — бросил Ковалев с досадой. — А кто, по-твоему, стал бы пилотировать космолёт? Пушкин? Александр Сергеевич?

— Ну, я не знаю, почему ваш этот Пушкин не мог пилотировать. Вызовете его с Земли что ли.

Ковалев вдруг расплылся в такой обидной ухмылке, что захотелось треснуть его по физиономии, а Зайцев согнулся, хлопая ладонями по коленям, заржал, закатился в таком бурном приступе смеха, словно я ляпнул нечто совершенно непристойное.

— Рей, иногда мне кажется, что ты просто придурок.

— Эдгар, — Дарлин ощутимо сжала мое предплечье, сказала тихо, но строго: — Пушкин — земной поэт девятнадцатого века. Русский поэт.

— Да, плевать мне какого он века. Почему этот поэт должен пилотировать космолет?

— Это устойчивая идиома, Рей, — Ковалев перестал улыбаться, взглянул серьезно и как будто с какой-то жалостью. — Означает она то, что у нас нет пилота, кроме тебя. Ты понял? Маршал ждал нас с базы, но решил добраться по техническим туннелям. Почему тебе, б… надо объяснять элементарные вещи?

— А почему я должен знать, кто такой Пушкин и что это какая-то земная идиома?

— Но ведь Дарлин знает. Вы разве не с одной планеты?