Он перевел взгляд со своего дяди — Низамуддина, не проронившего все это время ни слова, на меня и, немного отдышавшись, продолжил:

— В тот страшный день один амритсарец ударил прибывшего из Лондона миссионера, так знаете, чем кончилось? Англичане выгнали на улицу всех жителей этого квартала и заставили их проползти мимо солдат, нацеливших на них свои ружья! Города и села, выразившие солидарность с амритсарцами, были подвергнуты бомбардировкам. Так англичане демонстрировали свою силу. Так продемонстрировал сегодня силу англичан и генерал Кокс. Террором он хотел запугать народ. Можно ли после всего этого спокойно слушать проповеди о непротивлении злу насилием. Значит, над тобою могут глумиться по-всячески, тебя могут в клочья разрывать пушками и расстреливать на блокированной площади, а ты… Ты должен воздействовать на своих врагов словами, одними лишь словами и уговорами, ты не имеешь права поднять на них руку! Ну, нет! — воскликнул Юсуп. — Этому не бывать! И я не верю, что тем, кто придерживается этой гнилой тактики, хоть сколько-то дороги интересы родины! Любая мораль, самая высокая и гуманная, оправдает нас, если мы с оружием смерти пойдем на генерала Кокса и ему подобных, потому что мы не нападаем, а защищаемся — защищаем свою национальную честь и веками страдающую землю. Наше оружие — это месть за прошлое и борьба за будущее страны. А англичане? За что они мстят нам и нас уничтожают? В чем их мораль?

— Ну, ладно, — сказал Низамуддин и снова успокаивающе взял Юсупа за руку. — Допустим даже, что завтра генерал Кокс будет убит. И что же? Неужели ты думаешь, что его место тут же не займет другой генерал? Или, может, вы полагаете, что только Кокс определяет колониальную политику Англии?

— Все это яснее ясного! — сказал Юсуп и махнул рукой. — Мы не преувеличиваем роли этого Кокса и понимаем, что с его смертью не рухнет колониальная система англичан, это и детям ясно. Но ясно и то, что сидеть сложа руки — это значит спокойно дожидаться причитающейся тебе пули. Просто дожидаться своей очереди!..

Низамуддин наполнил коньяком тонкую рюмку, протянул племяннику.

— Выпей-ка и постарайся немного остыть, а потом продолжим.

Но Юсуп не стал пить. Он отставил рюмку в сторону и заговорил снова. Казалось, он не остановится, пока не выговорит всю свою боль, все, что накопилось в его уме и сердце и не дает ему ни минуты покоя.

— Нужно взрывать военные арсеналы. Нужно разрушать мосты, разбивать дороги… Нужно устроить врагу адскую жизнь, такую, какой он не вынесет… И тогда народ тоже проснется, даже самые пассивные включатся в борьбу, и наши силы окрепнут. Вот что нужно, а мы… — Он горько усмехнулся и безнадежно махнул рукой.

Низамуддин глотнул шербета, с сочувствием глянул на племянника.

— Видишь ли, Юсуп, можно и генерала убить и мосты подорвать — все можно! Однако всему свое время. Нужно дождаться момента, иначе вы не добьетесь ничего, кроме новых жертв. Ну, возьми хоть открытый бой, фронт… Даже там, прежде чем перейти в наступление, взвешиваются все обстоятельства, стараются предвидеть все последствия, иначе говоря — выжидают подходящей ситуации. Так? А мы… Мы ведем борьбу совсем в особых условиях. «Нужно устроить врагу адскую жизнь», — говоришь ты, и ты прав. Но как именно? Каким образом? На это вы, террористы, отвечаете по-своему, а сторонники халифатского движения — по-своему, и разные другие группировки — каждая по-своему. Стало быть, единого мнения пока еще нет. Сложнейшую проблему каждый решает как ему вздумается, у каждого — свое орудие мести, и именно в этом наша беда. Эта беда стреножит нас, парализует в самый острый момент…

И тут вмешался Чаудхури.

— Верно! Верные ваши слова! — с чувством сказал он. — Как говорит наш учитель Пратап, сперва надо объединить все национальные силы в единый фронт борьбы с англичанами, и лишь потом… Ну, убьем мы генерала Кокса, ну, разрушим дороги, а дальше что? Эти действия способны вызвать такое противодействие, что бессмысленно погибнут новые десятки или сотни наших патриотов. Не подумайте — я не за то, чтобы сидеть сложа руки, нет. Во имя освобождения родины от колониального рабства настоящий человек не пожалеет своей жизни. Но жертвовать ею следует разумно, чтоб жертва не оказалась напрасной, бессмысленной. А это означает именно то, о чем здесь только что сказал Низамуддин: всему свое время! Бомба должна быть взорвана только в тот момент, когда взрыв этот неминуемо окажется для врага смертельным.

Наступила тишина. Молчал и Юсуп, зажав в ладони свою пустую рюмку, но по лицу его было видно, что все здесь услышанное ему не по душе и приведенные Низамуддином и Чаудхури доводы ни в чем его не убедили.

Низамуддин поглядел в мою сторону.

— Вот, — сказал он, — сидит наш друг из Кабула, Кайсар… — Он знал и мое подлинное имя, и воинское звание, и ничего не утаил от Чаудхури, однако Юсупу почему-то назвал кличку и вымышленную профессию: — Кайсар — торговец, политика его не интересует, ему бы подешевле купить да подороже продать, — верно я говорю, Кайсар? — обратился он ко мне с хитренькой улыбкой и снова повернулся к Юсупу: — А вот спроси — пожалеет ли он даже жизнь свою, если мы попросим его о помощи? Ничего не пожалеет, можешь поверить! Потому что англичане — враги всего Востока и всех мусульман, и ни один мусульманин не откажет нам в поддержке.

— Тогда чего же мы ждем? — ухватился за эти слова Юсуп. — Из России ждем помощи, а не от своих?

— Россия уже протянула нам руку помощи. Теперь многое зависит от того, как мы этой помощью воспользуемся. Кстати, вы нашли газету? — спросил он у Чаудхури.

— Да, две нашли…

И Чаудхури прошел в другую комнату. Вернулся он тут же, с газетами в руке, и, не садясь, развернул одну из них.

— Прочитайте-ка вот это место, — попросил он Низамуддина.

Низамуддин сперва мельком пробежал глазами по газетному листу. Я, сидя рядом с ним, тоже глянул и увидел заголовок: «The Modern Review». Я не впервые видел эту газету, индийские торговцы привозили ее в Кабул, а мой дядя не упускал случая купить, и я, бывало, листал ее.

Низамуддин дошел наконец до строк, о которых сказал Чаудхури. Сначала он прочитал их про себя, потом сказал:

— Слушайте: «Всем народам России предоставлено право на самоопределение… Земля передана из рук крупных землевладельцев крестьянам. Заводы взяты у капиталистов и переданы трудящимся…»

Чаудхури хлопнул ладонями и воскликнул:

— Аджаба![32]

И Низамуддин сказал:

— Слушайте дальше. — И продолжал голосом, набравшим силу: — «Новое большевистское правительство предложило всем воюющим странам положить конец войне «без аннексий и контрибуций», а также на основе права «самоопределения». Под термином «без аннексий» они имеют в виду «без захвата земель других народов и насильственного присоединения других национальностей». Под словом «самоопределение» они подразумевают право наций выбирать и определять формы собственного правительства».