Затем я захотел проверить эффективность индуистской йоги, погрузился в практику и получил определенные результаты. После этого я сосредоточился на медитации, общей для йоги и буддизма, и вновь стал практиковать анапанасати. С помощью этих практик я развил свои способности до достаточно высокого уровня. Я использовал эти силы в разных целях. Я делал все это ради собственного блага и ради блага окружающих. Когда я основал пиривену в Балангоде, я продолжил развивать йогическую медитацию (jnana). Никто не знал, что я занимаюсь ей.

— Бханте, вы и сейчас обладаете этими способностями?

— Это немного похоже на колдовство. Врач-колдун (kattadiya), прибегающий к помощи демона, должен каждый день совершать ему подношения. Гипноз также требует того, чтобы вы уделяли ему время каждый день. А я давно не занимался им. Все работает иначе, если человек дает согласие на гипноз. Я же не спрашиваю согласия, я делаю это против воли человека. Как бы он ни сопротивлялся, я могу загипнотизировать его — настолько силен тот метод, который я практиковал. Это йогическая техника. Я могу вернуть эту способность, если буду посвящать ей пару часов в день. Но мне это больше не интересно.

Уже долгое время я занимаюсь випассаной для духовного развития. Приступив к ней, я потерял интерес ко всему остальному. Все прочее стало для меня чем-то незначительным. Еще давным-давно я добился определенных успехов в медитации, позволяющей достичь дьян. Затем я переключился на випассану. Теперь я в основном занимаюсь випассаной. Также я уделяю немного времени дьяна-бхаване и добился в ней определенных успехов. Но сейчас у меня нет времени даже для нее. Как бы я ни старался, мне не удается побыть лишний раз в тишине и покое. Ко мне с утра до вечера приходят люди по самым разным вопросам. Мне становится немного легче, когда я живу в Балангоде. Но даже там ко мне приезжают из Коломбо. Это очень утомляет. Большинство приходит затем, чтобы получить рекомендательное письмо к какому-нибудь министру, или попросить меня поговорить от их имени с Президентом, или за чем-то подобным.

Я начал упорно заниматься медитацией с тех пор, как приступил к работе в колледже «Ананда». В любое свободное время я практиковал одну из разновидностей йогической медитации. Я продолжил свои занятия и в пиривене Балангоды. Тогда это была саматха. Через какое-то время я развил ясновидение — способность понимать мысли других людей, хотя и не стремился к этому. Это произошло как-то само собой.

Видя человека в первый раз, я понимал о нем многое: как его зовут, откуда он прибыл, какова цель его визита. Стоило мне увидеть ученика пиривены, как я мог прочесть его мысли, узнать о том, что его гложет, и дать нужный совет. В таких случаях ученики начинали подозревать, что кто-то наушничает мне. В результате среди них даже возникали конфликты. Но мне никто ничего не доносил. Я просто видел их насквозь. Например, ученикам было запрещено курить и спать в дневное время суток. Чтобы проследить за этим, я направлял свое сознание в разные уголки школы. Так я мог видеть, кто где курит и спит. Я тотчас же шел туда и ловил нарушителей.

Я вставал в полшестого утра и какое-то время медитировал. Следующий раз я медитировал в пять тридцать дня и в десять тридцать вечера. Способность понимать мысли людей появилась у меня только с началом регулярной практики. Я никому не рассказывал о своих занятиях.

В то время один наяка теро, приславший трех своих учеников в нашу пиривену, пригласил меня на религиозную церемонию в свой храм в Галлелле. Церемония должна была длиться две недели, и он настаивал на том, чтобы я посетил ее от начала до конца. В то время я не участвовал в подобных религиозных мероприятиях, потому что это могло плохо отразиться на моей медитации. «Мы отправили нескольких учеников в твою пиривену, а ты не удосужился посетить ни одной нашей церемонии. На эту ты обязательно должен прийти», — настаивал он. Я согласился, но попросил выделить мне тихое место, потому что хотел продолжить свои занятия. Моя медитация была все еще нестабильна. Наяка теро пообещал выполнить мою просьбу.

Я отправился на религиозную церемонию в храм Галлеллы. И где, вы думаете, он меня поселил? У себя в комнате! Какая тишина, какой покой?! Это была базарная площадь. Там невозможно было уединиться. В комнате настоятеля находились и принадлежности для процессии, и урна с реликвиями, и деньги, вырученные на ярмарке. Через его комнату проходил неиссякаемый поток людей. В таких условиях продолжать медитацию, которой я занимался втайне, было невозможно. Я сказал, что не могу оставаться здесь, и попросил выделить мне другое место. Тогда мне приготовили постель в том зале, где жили монахи, приехавшие читать пириты. Я хотел посмотреть, удастся ли мне вовремя приступить к медитации хотя бы здесь. Как бы не так. Все теро в этом зале были старше меня. Когда мне хотелось уединиться, наяки теро кричали: «Что ты там сидишь с кислой миной? Иди сюда, поговори с нами».

Не было и дня, чтобы я смог помедитировать в положенное время. Тогда я отправился в общий зал для собраний,

чтобы посмотреть, спокойно ли там. Зал оказался полон барабанщиков и трубачей. В зале для проповедей всегда собиралась толпа. Наконец я отправился в вихару. Но и там мне было неудобно: люди постоянно сновали туда-сюда. Во всем саду не нашлось ни одного подходящего места для медитации. Через несколько дней при виде настоятеля храма и монахов у меня стали возникать гневные мысли. Я думал, что они враги буддизма. Если бы Будда был жив, он призвал бы отказаться от подобных храмов. Мне было грустно и противно, что храмы настолько деградировали. Позже эти мысли превратились в гнев.

Через две недели я вернулся в пиривену Балангоды и приступил к своей обычной медитации, но мой ум не мог сконцентрироваться, как раньше. Когда я начинал сосредоточиваться, то видел торжества в Галлелле. Тогда в моем уме возникала слабая вспышка гнева. Стоило мне приступить к медитации, как в уме начинали всплывать картины прошедших событий. Из-за этого я на какое-то время прекратил свои занятия. Я продолжал работать в пиривене. Вернулись вспыльчивость и буйный нрав, свойственные мне в юности.