Он пристально посмотрел на Артема, пронзая того взглядом.

«Вот ведь клещ!» — подумал парень, с трудом выдерживая этот буравящий взгляд.

— В Липках, поди, слыхали, амбар разнесли? — продолжил Гробовский. — Бунт, жандармы… Жертвы людские есть. Одному жандарму по голове съездили колотушкой. Разве это хорошо? У него дети, у него жена, а его — колотушкой. Еще не известно выживет ли. А всё от таких вот «учителей». Неужто не боитесь, что и в Зарном искры полетят? Вы же доктор, за людей стоите. Помогли бы нам, а мы бы… защитили вас. И больницу вашу.

«Ишь куда клонит! По больному бьет, за больницу беспокоиться».

— Бунты? Тут? — улыбнулся Артем, пожав плечами. — В Зарном мужики в трактире сидят, а бабы за детьми смотрят. Какие искры? А Анна Львовна… мы с ней про другое беседуем.

— И про что же? — оживился Гробовский. И тут же вновь растянулся в тонкой улыбке. — Ох, Иван Павлович, скромничаете. Да поймите же вы, что я вам не враг. Я друг.

«С такими друзьями и врагов не нужно!»

— Ведь вы человек заметный. С Субботиным, говорят, не поладили? Сын его, Аристотель, на вас зуб точит.

«Гляди-ка, и это знает!»

— А мы ведь могли бы… уладить разногласия. Становой наш друг, слово скажет — и Субботины вас не тронут. Только помогите нам с Анной Львовной. Пара слов в неделю — кто с ней видится, о чём шепчутся. Пустяк, а вам покой. И больнице вашей — поддержка. Лекарства, скажем, ртуть для ваших… язвенных. Пилюльки там всякие.

Артём почувствовал, как кровь прилила к лицу.

— Лекарства? Спасибо конечно, но я в уезде прекрасно все закажу, Алексей Николаевич. А что до Субботиных, я с ними сам разберусь. Про Анну Львовну мне сказать нечего. Она учительница, не бунтовщица. А теперь, извините, больные ждут.

Но Гробовский не дал ему уйти — схватил за плечо и зашипел почти в самое лицо:

— Разберётесь, говорите? Смелые слова, Иван Павлович. Уж не знаю, с Субботиным просто так не разобраться. Не по зубам он вам. К тому же времена нынче неспокойные. Война, дезертиры, бунты… А вы, доктор, человек заметный, но молодой. Неопытный. Не за тех стоите. С Анной Львовной дружите, с Субботиными ссоритесь. А ну как кто донесёт, что вы с ней заодно? Что в школе по вечерам не только чай пьёте? — Он сделал паузу, наблюдая за реакцией: — Следствие, знаете ли, дело неприятное. Бумага в уезд, пара свидетелей — и вот вы уже не доктор, а поднадзорный. Больница ваша под замок, а вы… в кутузке, или, не дай Бог, дальше. А всё почему? Из-за упрямства.

Холод пробежал по спине.

— Следствие? — ледяным тоном произнес Артем. — Пугать изволите, Алексей Николаевич?

— Не пугаю, Иван Павлович, — сказал он, разведя руками, будто сдаваясь. — Предупреждаю. А упрямство ваше понятно. Молодость, пыл… Но подумайте на досуге. Повторяю — мы ведь не враги. Анне Львовне только лучше будет, если мы её от дурных идей убережём. А вы… вы человек умный. Знаете, где правда. Я ещё загляну, потолкуем.

Он приподнял котелок, кивнул и пошёл прочь. Артём смотрел ему вслед, чувствуя, как гнев сменяется тревогой. Гробовский роет как крот. Со всех сторон подбирается. Нужно Анну предупредить, чтобы осторожней была.

Артем повернулся к Аглае, которая смотрела на него с округлившимися глазами.

— Иван Палыч, — прошептала она. — Это жандарм, да? Про Анну Львовну спрашивал… Я ничего не сказала, клянусь! Да я и не знаю, что сказать.

— Молодец, Аглая, — сказал он, заставив себя улыбнуться. — И не говори ничего, если еще будет спрашивать. А теперь за работу. Ефимку проверь, воду прокипяти.

— Иван Палыч, там Юрочка… мальчонка тот, Веры Николаевны.

— Что с ним? — напрягся Артем.

— Чахнет парень.

Артем хотел прочитать Аглае длинную лекцию про туберкулёз, но не стал — как-нибудь потом. Сейчас пора на обход.

«Как раз и глянем нового пациента», — подумал он и направился в больницу.

* * *

В комнате, которую наспех переоборудовали в палату, было тихо, лишь изредка доносился кашель подростка. Юрий был бледен, как полотно, с впалыми щеками и горящими от жара глазами. Его белое лицо было видно еще издали в темной комнате и напоминало маску привидения.

— Как поживаешь, дружок? — спросил Артем, подходя к койке. — Ночью кашлял? Жар держится?

— Нормально все, — тихо ответил парнишка.

— Ничего не нормально, — с укором буркнула Аглая, вставая в дверном проеме. — Ночью кашлял так, что я глаз не сомкнула. Кровь опять пошла. Жар то спадает, то снова его трясёт. Вспотел — хоть простыни выжимай.

— Юра, — сказал Артём мягко, наклоняясь к мальчику. — Мне правду говори, все как есть. Не бойся. Мы же договаривались уже об этом, помнишь? Как на исповеди. Как дышишь? Болит где?