У входа в больницу, несмотря на ранний час, толпились люди. Незнакомые ему. В шинелях.

«Вот и пришли по твою душу, Артемка», — подумал он, сбавляя шаг. Гробовский не стал терпеть, все-таки решил его арестовать?

Он подошел к стоящим. Один — высокий парень лет двадцати пяти, с впалыми щеками, в шинели, — обернулся. Увидев доктора, оживился.

— Иван Павлович Петров?

— Я, — кивнул Артем. — С кем имею дело?

— Младший унтер-офицер Рязанцев, — представился тот. — Я с бумагой к вам.

— С какой?

Солдат протянул бумаги, его пальцы дрожали, то ли от холода, то ли от чего-то ещё.

— Приказ. Больница ваша теперь под военным надзором. Привезли раненых. Надо принимать.

Артём взял бумаги, но не развернул. Его взгляд упал на телегу за спиной солдата, укрытую рваной дерюгой. Оттуда доносились стоны — слабые, но резавшие, как ржавый скальпель.

— Откуда раненые?

Солдат с укором посмотрел Артему в глаза.

— Известно откуда. С войны.

Глава 10

Раненые. Пятеро. Четверо рядовых — совсем еще молодые парни, едва нюхнувшие пороху. И один ефрейтор. Лет сорока, седоусый, с перевязанной головой и рукою, из рабочих. Видно было, что остальные бойцы ефрейтора уважали — слушались.

— Вот на них бумаги, — младший унтер вытащил документы. — Медицинские листки… или как они там называются. В общем — из госпиталя. Там парней полечили… так, наскоро. А долечиваться уж сюда. Так что, ставьте на довольствие, господин доктор. А мне пора.

Козырнув, Рязанцев простился с солдатами, махнул рукой и быстро зашагал к станции.

— Ну что, солдатушки? — усмехнулся Артем. — Прошу в смотровую… Аглая!

— Да, Иван Палыч? — сверкнув глазами, тут же подскочила девчонка… впрочем, не девчонка уже — санитарка.

Раненые перемигнулись и дружно вытянули шеи… так, что Аглая смутилась, зарделась даже.

— Экая красотуля! — хмыкнул один из рядовых — плотненький паренек с перевязанною рукою и круглым лицом с редковатой щетиной. Скуластый… Курносый нос, рыжеватая прядь, выбивающаяся из-под фуражки, взгляд нагловатый… Этакий бычок-трехлеток, деревенский фанфарон — гроза сельских девок.

— Аглая… Значит, Ефимку переводим на амбулаторное лечение…

— Куда, господин доктор? — девушка захлопала глазами.

— Дома пусть лечиться. Я буду приходить, навещать. Нам места нужны. Только вымойте в палате, как следует. И проветрите.

— Сделаем, Иван Палыч!

Аглая ушла, позвала помощниц.

— А девки-то все знаемые! — поцокал языком курносый. Прямо глаз не отводил от девок. И взгляд-то был нехороший, липкий.

— Так… Ну, пошли, служивые… Хотя! — доктор вдруг остановился, задумался, машинально поправляя давно несуществующие очки. — Погода хорошая, ничего, если на крылечке посидите?

— Да мы, Ваш-бродь, со всем нашим удовольствием! — рассмеялся кто-то из рядовых. — Эвон — солнышко! Да и табачок найдется.

— Ну, вот и отлично. Давайте-ка по одному! Да не стесняйтесь же! Успеете еще покурить — пока вам палату приготовят.

* * *

— Рядовой второго пехотного полка Бибиков, Иван! — войдя, козырнул раненый. — Получил ранение в Добрудже.

— Так, раздевайся, посмотрим. Сможешь сам-то?

— Смогу!

Так, колено. Осколочное ранение. Ну, тут уже не вояка. Так и будет хромать. А впрочем, можно сказать, легко отделался — руки-ноги целы. Полечить и… и домой, да…

— Дом-то далеко?

— Да тут же, в уезде, в Заречном. Большо-ое село!

— Ну и славно. Болит, колено-то?

— Да днем-то еще ничего… А кажную ночь мочи нет — ноет!

— Хорошо… Ладно…

Записав все в журнал, Артем позвал следующего.

Тереньтев, Елисей. Рядовой третьего пехотного. Ранен под Ковелем. Контузия. Осколочное груди. Тоже в Добрудже. Ипатьев Кондрат, рядовой. Жалуется на боль под повязкой… Черт! Загноилась уже рана-то! То-то бледный такой и шатается. Промывать надо, дренаж, дезинфекция.

— А тебе, братец, прямо сейчас перевязку сделаем. Да и всем не помешает.

Следующий. Лапиков, Сергей Сергеевич, ефрейтор. Армия генерала Каледина.

И этот из-под Ковеля. Рана серьезная — в грудь — но, держится молодцом, вида не показывает… Так — перевязка. И строгий постельный режим. Строжайший!

Эти дальние — из соседнего уезда… Что ж их сюда-то? Ну-у, верно там и мест нет.

* * *

— Гвоздиковы мы… Яким Силантьич, — последним вошел тот самый сельский дамский угодник. — Доктор, я здешний вообще-то — из Липок… Дак, как бы сообщить обо мне родным?