Мы тогда были в баре. Она появилась внезапно. Как всегда. Красивая. Опасная. Воспоминание в теле. Она говорила о прошлом. Напоминала, как нам было хорошо. Спрашивала, можно ли вернуть.

Я сказал нельзя.Сказал, что всё кончено. Что есть кто-то другой. Настоящая.Она попросила только одного проводить до дома.

А дальше, как в затёртом эпизоде. Ночь, стёртая из памяти, но оставившая отпечаток под рёбрами. Прощание, которое должно было остаться последним. Мгновение и вот теперь оно бьётся где-то там, в животе, возможно моей жизнью.

С одного раза.

Я не думал, что так бывает. Правда. Каким же я был идиотом.

Я всё ещё видел перед собой Есению в тот момент, когда София, среди гостей, без тени сомнений произнесла:

«Я беременна. От Арсения»

Всё вокруг замерло. А Сенька просто смотрела. Словно через меня. Словно я был пустотой, через которую видно всё сразу обман, глупость, предательство.

Я попытался объяснить. Сказать, что это случилось до неё. Что она здесь ни при чём. Что я хотел рассказать.

Но её взгляд сносил. В нём не было ни слёз, ни ярости. Только тишина и опустошение.Как если бы изнутри вдруг вынули душу, оставив только оболочку.

Сможет ли она понять?

Если даже поймёт… всё равно мне придётся жить на изломе. Между ней и ребёнком. Потому что ребёнок мой. И он ни в чём не виноват.

Утро было каким-то чужим. Словно я проснулся не в своей жизни.Коридор тянулся, как забытый сон вязкий, больничный, в котором воздух был густым от запаха дезинфекции, пыльных стен и еле уловимого привкуса металла. Вокруг женщины с животами, с папками, с телефонами в руках. Они говорили тихо, почти неслышно, будто боялись потревожить что-то неуловимо хрупкое.

София сидела у стенда с брошюрами: «Как подготовиться к родам», «Права будущей мамы», «Отец-опора и поддержка» Всё это казалось частью другого мира, в котором я оказался не по своей воле.

Она сидела, будто сброшенная с высоты. В руках бутылка воды и измятый бланк. В глазах усталость, сжатая боль. Волосы собраны кое-как, лицо без макияжа. Но даже в этом её было что-то… беззащитное, настоящее. Я подошёл. Кивнул.

Она не улыбнулась. Просто встала.

— Ты пришёл, — произнесла едва слышно.

— Я сказал, что приду.

Мы вошли в кабинет. Всё было так, как я себе представлял… и совсем не так. Запах латекса, бумаги, тени чужих разговоров, прошедших через этот кабинет за годы. Врач — женщина в очках с лицом, отточенным усталостью. Она говорила сухо, без интонаций.

— Срок по последним месячным?

Соня ответила. Я не слышал, не пытался понять. Слова летели мимо как ветер, как шум дождя за стеклом. Врач спросила, не поднимая глаз:

— А вы кто?

— Арсений. Возможно… отец.

— «Возможно» — это не диагноз, — отрезала. — Анализ на отцовство делается после рождения. Пока без паники, просто наблюдение.

И снова ручка по бумаге. Медицинские термины. Вещи, которые вроде бы важны, но сейчас казались совершенно незначительными.

А потом экран. Серый, зернистый. Внутри крошечное пятнышко. Бесплотное. Почти нереальное.

И биение. Маленькое, упрямое.

Сердце.

Я замер. Сердце билось и во мне, но по-другому. Резко. Неровно. Слишком живо. Всё, что было «возможно», стало настоящим. Соня молчала. Её взгляд был спокоен, но в этом спокойствии таилась буря, которая уже прошла, но ещё оставляла за собой шум в ушах.

— Всё развивается по сроку. Без отклонений. Приходите по расписанию, — сказала врач, словно это был не момент чуда, а обычная запись в карте.

На улице пахло хлебом из соседней булочной. Пахло пылью. Пальцы дрожали.

Соня смотрела на меня, и я видел, как много уже прожито в этом взгляде. Боль, страх, одиночество, выбор.

— Я не прошу ничего, Арс, — сказала она. — Не сейчас. Просто… мне страшно. Мне одной страшно.

— Я не сбегу, — сказал я. — Как получится… но я не исчезну.

И в этот момент я понял, это и была единственная правда, которую я мог дать.

Соня кивнула. Повернулась. Пошла к остановке. Не обернулась. Не сказала ни слова. Не упрекнула. И этим сказала больше, чем могла бы любая драма.

Я остался. Плечом к облупленной стене. Сердцем к пустоте, которая теперь имела форму, биение, срок. Люди шли мимо. Жизнь, как она есть. Телефоны. Сумки. Панамки. Никто ничего не знал. И никто не должен был знать, что внутри меня всё треснуло. Как стекло от лёгкого удара.