Я научилась смотреть на Арсения нет, на Сеньку без злости. Без горечи. Только с лёгкой, будто тёплой печалью, как на старую фотографию. Да, было но больше не болит.

Мы решили отпраздновать это хрупкое перемирие в «ТЕМНОТЕ». В ресторане, в котором всё происходило буквально на ощупь. Полная темнота. Ни одного огонька. Только голос, запах, прикосновения. Я мечтала о нём давно. И он это знал.

Я готовилась, будто к балу. Платье тёмно-сливовое, облегающее, но не вызывающее. Ткань скользила по коже, словно вторая более уверенная я. Волосы уложены в мягкие волны. Макияж с едва заметным блеском на веках. Никто этого не увидит. Но я знала. А значит, было важно.

Когда он заехал, я услышала сигнал машины раньше, чем подошёл звонок. Открыла дверь. Он стоял с цветами. Розы? Нет. Белые пионы. Мои любимые. Он помнил.

— Ты прекрасна, — сказал он, не отводя взгляда.

Я улыбнулась. Впервые за долгое время без усилия. Просто потому, что могла.

Мы вошли в зал, держась за руки. Как дети, которых ведут в неизведанное. Свет закончился сразу за тяжёлой шторой. Темнота обволакивала, дышала рядом, становилась третьим участником вечера.

Слух обострился. Мы слышали чужой смех, шепот официанта, тихий звон бокалов.Но между нами было только это: наши голоса, наши пальцы, наши воспоминания.

— Странно, — прошептала я, поднося бокал к губам. — Не видя тебя, я чувствую тебя ближе.

Он не ответил сразу. Только сжал мою ладонь чуть крепче.А потом произнёс:

— Может, так и надо. Чтобы начать по-настоящему, нужно сначала не видеть. Только слышать. Верить.

Там, в темноте, я почти заплакала. Но не от боли. От того, как долго я шла к этой лёгкости.

К себе. К нему.

К нам.

Когда подали десерт, я коснулась его руки и тихо сказала:

— Спасибо, что не сдался.

Он рассмеялся тот самый тихий, знакомый смех, от которого щекочет в груди.

— Я бы сдался, если бы ты не вернулась.

Я не отвечала. Просто взяла его ладонь и поднесла к губам.Там, в темноте, не нужно было слов.Потому что всё настоящее начинается вслепую.

После изысканного ужина мы вышли из ресторана, не спеша, держась за руки, будто боялись разрушить тонкую ткань новообретённой близости. Вечер был теплым, город сиял мягким светом фонарей, а в воздухе витал аромат цветущих кустов и выпечки с соседней улицы.

Он остановился. Осторожно, словно драгоценность, взял моё лицо в ладони. Пальцы его были чуть прохладными, но прикосновение обжигающе трепетным.

— До сих пор не могу поверить, — прошептал он, — что могу вот так прикасаться к тебе… целовать твоё лицо.

Он наклонился и мягко коснулся губами уголка моего рта, как будто боялся спугнуть чудо. Его поцелуй был почти невесомым, как крыло бабочки, но за ним пряталась буря тихая, сдержанная, но такая настоящая, что сердце сжалось и застучало где-то в горле.

— Я правда могу? — прошептал он, отстранившись, чтобы заглянуть в мои глаза. — Смотреть на тебя вот так. Держать тебя за руку… после всего?

Я не ответила просто кивнула, и в этом кивке было всё: и прощение, и вера, и осторожная, почти испуганная надежда. Вечерний воздух был тёплым, как прикосновение его пальцев. Шум города остался позади, будто весь мир исчез, оставив нам эту тишину чистую, интимную, словно созданную только для нас.

— Я столько раз представлял… как ты улыбаешься мне, — его голос был хриплым, — и не исчезаешь. Остаёшься.

Я переплела пальцы с его.

— А я столько раз представляла, как ты говоришь мне это не из чувства долга, не из страха потерять. А потому что просто хочешь быть рядом.

Мы стояли, обнявшись, прямо на тротуаре, в этом самом обычном, но теперь особенном месте. Два человека, которых наконец соединило не сожаление, а тишина, честность и чувство.

— Можно я провожу тебя? — он почти не дышал, лобом касаясь моего виска. — Только до двери. Хочу убедиться, что ты дома… что ты в порядке. А потом если захочешь я уйду.

Я чуть улыбнулась, и на секунду почувствовала себя девчонкой, влюблённой впервые.

— Ну, мы как бы соседи… Ты живёшь всего лишь этажом выше.

Он рассмеялся тихо, легко, как будто отпустил груз, который носил внутри слишком долго. Смех этот был искренним и тёплым, как обнимка в холодное утро.

Мы шли по улице, рука в руке, и я чувствовала: в этом шаге, в этом молчании, в этой крепости его ладони нет ни страха, ни обмана. Только мы. Настоящие.

Я больше не чувствовала себя чьей-то болью. Я не была ни чьим следом, ни напоминанием о прошлом. Я снова была собой. И рядом со мной был тот, кого я выбрала не из страха быть одной, не из чувства привычки, а потому что его взгляд знал моё сердце наизусть.