« Здесь написано «Возлюби ближнего своего» , мама. Там не сказано «С воего честного и заслуживающего одобрения соседа» .

« Не смей швырять в меня Священным Писанием, Сет» .

« Почему, черт возьми, нет? И нет ли там чего-нибудь насчет «Не судите, да не судимы будете» ?

« Там также сказано: «Возлюби своего врага» . И я так и делаю. Но я не приму врага в свой дом».

«Я тебе не враг. Я твой сын» .

«Больше нет» .

А потом раздался щелчок, и по сей день пустая тишина на другом конце телефонной линии все еще звучит у меня в ушах.

Я потер глаза тыльной стороной ладони. Из всех Священных Писаний, которые он мог выбрать, он выбрал эти два. Конечно, во время этого долгого, адского телефонного разговора прозвучали десятки куплетов, любой из которых задел бы за живое. Но последний особенно задел до глубины души.

Меня охватило дурное предчувствие, и холодный пот выступил у меня за воротником. Злоба и отвращение, исходившие от моих родителей и пастора, и все это, по их словам, во имя любви и спасения, все еще жгли меня изнутри, как и в тот момент, когда я прошептал слова, перевернувшие мою жизнь с ног на голову:

«Мама, я гей» .

И где-то в гуще событий, в пылу спора о моей душе и сексуальности, я проговорился, что я еще и атеист.

Отступник. Мерзость. Враг.

То, что они называли любовью, таковым не являлось. Они слишком сильно ненавидели меня, чтобы любить. И все из-за их интерпретации Библии и их представлений о том, чего хочет Бог.

Я медленно повернул голову к общей стене между моей квартирой и квартирой Даррена. Он был не такой, как они. Он не скрывал своей веры, а теперь и на своей коже, но я никогда не слышал, чтобы с его губ сорвалось хоть одно осуждающее слово. Он признавал свое несовершенство. Он курил с грешником, как Иисус общался со шлюхами.

Он был воплощением христианина. И Священное Писание, которое я набил на его спине, было основой того типа христианства, которое не заставило бы меня отказаться от него. Возможно, это означало, что было несправедливо помещать всех христиан в один ряд. Я не мог действительно свалить все это в одну кучу, когда те, кто причинил мне боль, даже не играли по своим собственным чертовым правилам.

Более того, если отбросить религиозные убеждения, все, что содержится в этих двух стихах, и все, что я увидел и услышал за время, проведенное с Дарреном, сводилось к тому, какого человека я хотел видеть в своей жизни. Такого человека я мог бы...

Я с трудом сглотнул и запустил пальцы в волосы.

Он был из тех людей, в которых я мог бы влюбиться.

И это напугало меня до смерти.

Глава 8

РОВНО в восемь часов утра в понедельник Даррен постучал в мою входную дверь.

– Готов идти?
– спросил он, когда я открыл ее.

– Почти. Заходи.
– Когда я закрывал за ним дверь, я сказал: - Просто закидываю кое-какие вещи в рюкзак, мне нужно покормить кота и надеть ботинки. Тогда я буду готов.

– Кстати, эти подойдут?
– Он указал на свои теннисные туфли.
– У меня нет походных ботинок.

– Сегодня мы не будем вдаваться в технически сложные тропы, - сказал я.
– Главное, чтобы в них было удобно ходить в течение нескольких часов.

– Они прекрасно подходят для этого.

– Тогда это сработает. Если ты хочешь пройти по более сложным тропам, я настоятельно рекомендую потратить немного денег на пару хороших туристических ботинок.

– Как эти?
– Он кивнул в сторону пары, стоящей рядом с моим кофейным столиком.

– Точно.
– Я сел на диван и взяла в руки один из ботинок.
– Они стоят своих денег, поверь.

– Я верю. Подвернутая лодыжка - это не очень приятно, даже на ровной дороге.

– Да, что ж, - я натянул ботинок, - ты не жил, если не дотащил какого-нибудь идиота с растяжением связок до гребаной горы.

Он сморщил нос.

– Я пас.

Я рассмеялся.

– Ты не понесешь меня вниз с горы, если я поранюсь?

– Нет.
– Он снова указал на мои ботинки.
– Так что зашнуруй их хорошенько и смотри под ноги.