Он рассмеялся.

– Что ж, если ты когда-нибудь захочешь взять с собой новичка, я бы с удовольствием попробовал.

– Может быть, я так и сделаю.
– Наши взгляды встретились, и молчание грозило принять неловкий оборот, поэтому я указал на тропу.
– За тем поворотом есть местечко, где мы можем остановиться и перекусить, если ты проголодался. Пара столиков для пикника и все такое.

– Я бы поел.

– Тогда пойдем.

К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы вернуть нас к непринужденной светской беседе, и мы продолжили путь вверх и за поворот к поляне у реки. Около десяти лет назад в «Паркс энд Рекреейшн» была оборудована площадка для пикников, и на первый взгляд казалось, что на старые столы, обветшавшие от времени, напали термиты. Однако при ближайшем рассмотрении оказывалось, что все бороздки и отверстия образовывают более четкие, продуманные узоры.

Я бросил рюкзак поверх нескольких надписей о том, что М.Р. был здесь и Кейси любит Джордана. Мы достали свой ланч и уселись на обветшалые скамейки.

Пока мы ели, Даррен сказал:

– У меня к тебе вопрос.

– Да?

– Мне всегда было любопытно узнать об этом, но я думаю, что могу спросить тебя, не превращая это в неприятный спор, в котором один из нас, в конце концов, попытается утопить другого в реке.

Смеясь, я отвинтил крышку на своей бутылке с водой.

– Ну, теперь мне определенно любопытно, так что давай.

– Ты веришь в эволюцию, да? В Большой взрыв? Во все это?

– Верю.

– И ты когда-то был верующим, верно?

Я кивнул.

Он запихнул пустой пакет из-под сэндвичей в рюкзак.

– Значит, тогда, когда ты увидел все это, - он махнул рукой в сторону окружавшей нас природы, - ты поверил, что все это было создано.

Я приподнял бровь.

– И сейчас ты спросишь меня, как я могу не верить, когда вокруг меня столько удивительного?

Даррен рассмеялся.

– Ну, в не столь пассивно-агрессивном смысле, да. Мне просто любопытно. Я всегда верил, но я все еще хочу понять, как все выглядит для того, кто в это не верит. Мне трудно поверить, что все это произошло случайно, понимаешь? Это не значит, что я не верю в научные теории; я просто не думаю, что такие вещи, как Большой взрыв, произошли случайно.

– Действительно?

Он кивнул.

– Я не рассматриваю науку как дискредитирующую Бога. Я рассматриваю ее как объяснение Вселенной, которую Он создал, а не ту, которая просто случайно возникла.

Я сделал глоток и отставил бутылку в сторону.

– Я думаю, еще более удивительно, что все это произошло случайно. Вся планета. Мы. Все это.
– Я обвел рукой вокруг нас.
– Шансы были миллиарды к одному, но это случилось, и, возможно, большую часть столетия, если мне повезет, я буду частью этого.

– Интересно.
– Он улыбнулся.
– Это как бы разрушает всю теорию о том, что атеисты считают жизнь бессмысленной.

– Совсем немного, - сказал я с тихим смешком.
– И, признаюсь, я и сам в это верил, еще до того, как стал одним из них. Но, потом я понял, что довольно сложно воспринимать что-то как бессмысленное, когда оно конечное. Когда я был верующим, все сводилось к вечности, и казалось, что эта жизнь - просто формальность. Что-то, что ты делаешь, прежде чем перейти к главному.
– Я повернулся к нему лицом.
– Но когда ты получаешь все это, ты, черт возьми, получаешь от этого удовольствие.

– Интересно, - снова сказал он, на этот раз больше самому себе.

Я сделал еще глоток. Закрывая бутылку, я сказал:

– Раз уж мы заговорили о щекотливых вещах, из-за которых один из нас может утонуть в реке, мне тоже кое-что интересно.

Даррен ухмыльнулся.

– Может, нам стоит отойти подальше от реки?

– Я рискну.

– Тогда выкладывай.

– Ты сказал, что был верующим всю свою жизнь. Это стало проблемой, когда ты понял, что ты гей?

– О да. Это был... процесс.
– Даррен медленно выдохнул.
– Отрицание, гнев, снова отрицание. Мне потребовалось много времени, чтобы справиться с этим и понять, что я не могу этого изменить, а моя семья...
– Он присвистнул и покачал головой.

– Думаю, они восприняли это не очень хорошо.

– Вовсе нет. Мы были фундаменталистами. Папа был пастором, и все мы, дети, были помешаны на миссионерской работе. В семье Ромеро было много людей, которые пытались разобраться в себе, поверь мне.

– Могу себе представить.

– Особенно мой отец. Он был в ярости. Абсолютно в ярости. На самом деле, он выгнал меня.

– Сколько тебе было лет?

– Шестнадцать. Он просто... он не выдержал и вышвырнул меня вон. У меня не было ни работы, ни машины, поэтому я уехал и остался со своей тетей.
– Даррен встретился со мной взглядом.
– Но ты поверишь, что именно мой отец в конечном итоге помог мне примириться с моими убеждениями и моей сексуальной ориентацией?

Я моргнул.

– Ты шутишь.

Он покачал головой.

– Даже после того, как выгнал тебя? Как?

– Ну, еще до того, как я ушел из семьи и стал жить со своей тетей, я долгое время был очень зол на свою ориентацию. В основном на себя, потому что мне казалось, что я должен это преодолеть, но я не смог. Иногда я злился на Бога, потому что был уверен, что Он создал меня таким, а потом осудил за это. И это заставляло меня чувствовать себя виноватым и неверным, и я злился еще больше, и...
– Он махнул рукой.
– Это был просто порочный круг. Но я понял, что я был таким, и Бог не отверг бы меня за это. А потом я рассказал об этом своим родителям, и меня выгнали.