Шрифт:
Я осторожно выглянул наружу.
Там, на идеально подстриженном газоне, больше похожем на изумрудный ковер, играли Хана и Мика. Девчонки, присев на корточки у небольшого пруда, пытались поймать руками здоровенного золотого карпа, который лениво и совершенно невозмутимо уворачивался от их выпадов, сверкая на солнце чешуей. Каждый его маневр вызывал у девочек новый приступ хохота, чистого и беззаботного.
Я отошёл от окна, чувствуя себя совершенно неуместным в этой роскоши. Взгляд упал на кресло, где вчера вечером я небрежно бросил свою одежду. Моей любимой, слегка потрёпанной футболки и удобных, но видавших виды штанов не было. Исчезли. Будто их ветром унесло в окно в неизвестном направлении.
Зато на комоде, аккуратно сложенная, лежала совершенно новая одежда. Светло-серая футболка из мягкого хлопка и тёмные свободного кроя штаны. Я приподнял футболку — и обомлел. На внутренней стороне воротника красовался ценник, от которого мне стало дурно. Сумма на нём могла бы покрыть мои расходы на еду за полгода. Кажется, я только что стал обладателем самой дорогой в моей жизни одежды.
Я быстро переоделся, стараясь не смотреть лишний раз на оборванный ценик. И сразу понял: нужно было выбираться отсюда. Забрать девчонок и ехать домой. Тем более… Тут я стукнул себя по голове. У меня же рабочий день! Тайга меня убьет, воскресит и снова убьет, но на этот раз с особой жестокостью.
«Ну, с богом», — прошептал я и шагнул из комнаты. И в тот же миг во что-то врезался.
Точнее, не во что-то, а в кого-то.
Раздался короткий удивленный вскрик. Я инстинктивно выбросил руки вперед, чтобы не дать хрупкой фигуре упасть. Мои ладони легли на ее плечи, а она, потеряв равновесие, уперлась руками мне в грудь. Мир на секунду замер.
Я держал ее, чувствуя сквозь тонкую ткань блузки тепло ее кожи и частое биение сердца. Я опустил взгляд. И встретился с ее глазами.
Это была девушка. Ей было лет двадцать восемь, не больше. Идеальная, цвета слоновой кости, кожа, на которой не было ни единого изъяна. Высокие, резко очерченные скулы, прямой, точеный нос и четко очерченные с чуть опущенными уголками губы. Сейчас они были плотно сжаты. Но главное — глаза. Миндалевидные, темно-карие, почти черные, и в них плескался такой острый, пронзительный ум, что я на секунду почувствовал себя голым. Это был взгляд акулы.
Ее иссиня-черные волосы были уложены в безупречную, строгую прическу, ни единого выбившегося локона. Одета она была в белоснежную шелковую блузку и узкую черную юбку-карандаш, которая идеально подчеркивала ее фигуру. На шее поблескивала тонкая платиновая цепочка, на запястье — часы не сильно известной, но довольно дорогой швейцарской марки, которые стоили, наверное, как целая почка на черном рынке.
На ее лице сначала промелькнуло удивление, смешанное с досадой. Затем она моргнула, и ее взгляд сфокусировался на мне. Удивление сменилось холодным любопытством. И в следующее мгновение она взяла себя в руки. Лицо ее стало непроницаемой маской.
— Благодарю вас, — произнесла она ровным голосом. — Вы спасли меня от довольно унизительного падения.
Она осторожно отстранилась, поправила блузку, у которой и поправлять-то было нечего, и смерила меня оценивающим взглядом с головы до ног.
— А вы, должно быть, доктор Херовато, — продолжила она, и в ее голосе не было и тени вопроса. — Я — Ямада Аяме, сестра Кайто. Я хотела бы выразить вам свою глубочайшую признательность за то, что вы спасли моего брата.
Ямада Аяме. Сестра того мужчины. И, видимо, совсем непростой человек.
— Это мой долг, Ямада-сан, — пробормотал я, чувствуя себя неловко под ее изучающим взглядом.
Она чуть склонила голову набок, и в ее темных глазах промелькнула едва заметная усмешка.
— Долг? — переспросила Аяме, и уголки ее губ приподнялись. — Какое возвышенное слово. Особенно для ординатора, о котором до недавнего времени ходили слухи, что его главный врачебный навык — это умение виртуозно спать на дежурствах, не падая со стула. Не находите?
Я замер. Вот оно. Она знала. Знала все о Херовато, то есть обо мне. Неужто уже успела справки навести? Однако в ее словах не было прямой насмешки, нет. Все было сказано идеально вежливо, с такой тонкой иронией, что придраться было невозможно. Это был высший пилотаж.
— Слухи… вещь обманчивая, — наконец ответил я.
— О, несомненно, — легко согласилась Аяме. — Иногда они недооценивают. А иногда — сильно переоценивают. Будет интересно посмотреть, какой случай у нас с вами, доктор.
Наши взгляды скрестились, и в воздухе повисло напряжение, такое плотное, что его, казалось, можно было резать ножом. Я не знал, что сказать. Аяме же просто смотрела. Эту дуэль взглядов прервал третий участник.
— Аяме-сан, доброе утро. Не знала, что вы тут.
Из-за угла появилась еще одна женщина, помоложе Аяме, с мягкими чертами лица и доброй, немного усталой улыбкой. На ней было простое домашнее платье, а волосы были собраны в хвост. Я сразу узнал в ней ту плачущую женщину, которую встретил в холле больница и которая так любезно предложила нам свой дом.
— Эми, — Аяме мгновенно переключилась, и ее лицо озарила вежливая улыбка. — Я приехала рано утром.
Эми кивнула, а затем ее взгляд переместился на меня.
— А, Херовато-сан, доброе утро, — улыбнулась мне Эми. — Надеюсь, вы хорошо спали?
— Да, спасибо, — кивнул я.
— Пойдемте завтракать, — предложила она. — Стол уже накрыт.
— Нет, что вы, спасибо, я и так слишком вас стеснил, — начал было я, пятясь к своей комнате. — Нам уже пора…
— Не говорите глупостей, — мягко, но настойчиво прервала Эми.