Я хмыкнул. Удивительно в этом ничего не было. Большие больницы всегда стараются угодить особо обеспеченным клиентам.

Мы остановились у большого окна, из которого открывался вид на внутренний двор — идеально подстриженный сад с камнями, маленьким прудом и скамейками.

— Ну, вот как-то так, — подытожил Савамура. — Добро пожаловать в наше отделение. Со временем привыкнешь, освоишься. Главное — выжить в первые пару месяцев. А потом… потом станет только хуже, — он добро улыбнулся.

Я хотел было что-то ответить, поблагодарить его за эту исчерпывающую экскурсию, как вдруг из-за угла выбежала молоденькая медсестра. Ее лицо было белым, как ее халат, а глаза полны паники.

— Доктор Савамура! Доктор! — закричала она, увидев нас. — Скорее! Пациент из пятой палаты! Тот, что после стентирования! У него… у него снова боли! И давление падает!

Есть такие моменты в жизни, когда время сжимается в тугой, вибрирующий комок. Вот только что ты стоял, наслаждаясь заслуженным покоем, а в следующую секунду ты уже несешься по коридору, и единственная мысль в твоей голове — «Только бы не споткнуться».

Мы с Савамурой сорвались с места одновременно. Я, честно говоря, даже не думал. Ноги сами понесли меня вперед, ведомые каким-то древним, вшитым в подкорку рефлексом: «Медсестра кричит — беги».

— Пациент Ямамото, 62 года, — на ходу бросил мне Савамура, его голос был напряжен, но ровен. — Два дня назад — плановое стентирование передней нисходящей артерии. Все прошло гладко, как по маслу. Вчера уже ходил по палате, шутил с медсестрами, даже заигрывал. Что, черт возьми, могло пойти не так?

«Что могло пойти не так? — мысленно хмыкнул я. — О, друг мой, ты задаешь самый популярный вопрос в истории кардиохирургии. После него обычно идут «Кто виноват?» от пациентов и «Где здесь ближайший выход на крышу?» от врачей. Внутри человеческого тела, особенно после того, как мы там поковырялись всякими железяками, может произойти все что угодно. Тромб, отлетевший от стенки сосуда, может устроить в мозгу вечеринку с фейерверками и инсультом. Стент, эта маленькая вредная металлическая пружинка, может внезапно решить, что она — не спаситель, и спровоцировать новый тромбоз. Да что там, пациент может просто не так чихнуть».

Мы влетели в пятую палату, и на мгновение я замер. Картина была, что называется, маслом. Пациент, господин Ямамото, лежал на кровати, вцепившись рукой в грудь. Его лицо, еще вчера, наверное, румяное и веселое, теперь было пепельно-серым, покрытым испариной. Он тяжело дышал, издавая хриплые, булькающие звуки, словно пытался вдохнуть через мокрую губку. Мониторы надрывались пронзительным, истеричным писком. Давление — 80 на 50 и падает. Сатурация — 85 и тоже ползет вниз. Тахикардия такая, что сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди и пустится в пляс прямо на простыне.

— Тромбоз стента! — выкрикнул Савамура, бросаясь к пациенту и одновременно отдавая команды перепуганной медсестре. — Быстро, дефибриллятор сюда и тележку для реанимации! Звоните в катлаб, пусть готовят стол. Херовато, кислород! Маску на него.

Я уже был у изголовья. Пока Савамура, как и положено старшему, брал на себя командование, мои пальцы уже нащупали холодную и липкую кожу пациента, прикладывая электроды ЭКГ, которые медсестра в панике чуть не уронила.

— Не дефибрилляция, — спокойно сказал я, мой взгляд был прикован к бешено пляшущей кривой на мониторе. — Синусовая тахикардия. И послушай — у него отёк легких начинается. Маска 15 л/мин, но готовь аппарат. Может понадобиться интубация.

Савамура обернулся, наверное, чтобы что-то сказать мне, мол, не лезь, сопляк, но его взгляд наткнулся на мой палец, который я уже держал на экране монитора.

— Вот, — сказал я, указывая на зубец. — Элевация сегмента ST в грудных отведениях. Массивная. Это острейший тромбоз стента, передняя стенка. Мы его до катлаба не довезем. Он умрет по дороге.

Савамура замер на полуслове. Он посмотрел на экран, потом на меня, и я увидел, как в его глазах промелькнуло недоумение. Он, как старший ординатор, знал, скорее даже обязан был знать, что это такое. Но то, с какой скоростью и уверенностью я, «вчерашний интерн из провинциальной дыры», поставил диагноз, выбило его из колеи.

— Нужно действовать. Прямо сейчас, — продолжил я. — Нам нужны антикоагулянты и антиагреганты. Двойная доза. Иначе мы его потеряем.

— Медсестра! — крикнул Савамура, мгновенно приходя в себя. Он понял. Понял, что спорить и выяснять, откуда я это знаю, сейчас нет времени. — Гепарин, 70 единиц на килограмм болюсно, маску на 15 литров. И аспирин, разжевать!

— Не аспирин, — снова вмешался я, уже роясь в ящике реанимационной тележки, которую подкатила медсестра. — У него, скорее всего, резистентность. Нам нужен тикагрелор. Нагрузочная доза, сто восемьдесят миллиграмм. Есть?