— Начнем, — коротко бросила она и двинулась к лифту.

Мы поплелись за ней. И тут я заметил, как в самом хвосте нашей процессии, стараясь держаться в тени, плёлся парень. Он был одет в такой же белый халат, но сидел тот на нём мешковато, словно с чужого плеча. Парень был немного сутулый, с вялым, каким-то безразличным выражением лица, и всё время пытался незаметно заглянуть в телефон, который прятал в кармане.

— Пс-с-с, братец, — зашипел мне на ухо Нишиноя, подкравшись сбоку. — Видишь того?

Я кивнул.

— Это он, — с кривой улыбкой прошептал Рю. — Томимо Токоряво. Наше ходячее проклятие.

А, вот оно что. Живой памятник непотизму. Теперь понятно, почему он выглядел так, будто его единственная забота в жизни — не разрядился бы телефон до обеда.

Мы вошли в первую палату.

— Пациент Фудзивара-сан, шестьдесят четыре года, — начал четко докладывать Савамура, заглядывая в планшет. — Поступил три дня назад. Диагноз: нестабильная стенокардия. Проведена коронарография, выявлен стеноз передней межжелудочковой артерии. Поставлен стент с лекарственным покрытием. Послеоперационный период без осложнений, показатели стабильны.

Мей кивнула, бегло просмотрела кардиограмму, висевшую у кровати. А затем, к полнейшему изумлению всех, повернулась не к Савамуре, не к Инуи, а прямо ко мне.

— Херовато-сан, — ее голос прозвучал как щелчок хлыста. — Напомните всем присутствующим, что такое нестабильная стенокардия.

В палате повисла тишина. Все уставились на меня. Я видел недоумение на лице Савамуры, любопытство в глазах Нишинои и ледяное спокойствие в зрачках Мей. Она хотела либо унизить меня, если я не отвечу, либо… что?

— Нестабильная стенокардия, — начал я, и мой голос, к моему собственному удивлению, прозвучал ровно и уверенно, — это, по сути, предынфарктное состояние. Боль возникает внезапно, в покое, длится дольше и хуже снимается нитроглицерином. Это сигнал о том, что атеросклеротическая бляшка в сосуде стала «активной», на ней образуется тромб, и до полного инфаркта остался один шаг.

Я закончил и посмотрел ей прямо в глаза. Она выдержала мой взгляд, и на ее губах не дрогнул ни один мускул.

— Хорошо, — холодно констатировала она. — Раз вы так хорошо разбираетесь в теории, Херовато-сан, этот пациент теперь ваш. Будете лично контролировать его антитромбоцитарную терапию и следить за динамикой. Заполните все необходимые бумаги.

Она развернулась и направилась к следующей койке. Снова доклад Савамуры. И снова вопрос ко мне.

— Херовато-сан. У пациента после операции развилась фибрилляция предсердий. Каковы наши первоочередные задачи?

— Первое — контроль частоты сердечных сокращений, чтобы не допустить тахисистолии и сердечной недостаточности. Второе — антикоагулянтная терапия для профилактики тромбоэмболических осложнений, в частности, инсульта. И третье — решение вопроса о восстановлении синусового ритма, если это целесообразно и безопасно для данного пациента.

— Достаточно точно, — кивнула Мей. — Этот пациент тоже ваш. Проследите, чтобы ему рассчитали баллы по шкале CHA?DS?-VASc и HAS-BLED. И лично проконтролируйте подбор дозы варфарина.

Мои брови поползли вверх. Опять?

Мы подошли к следующей койке.

— Пациент Ивамото-сан, шестьдесят восемь лет, — начал Савамура, его голос был чуть напряженным. — Длительная персистирующая форма фибрилляции предсердий на фоне митрального стеноза. Планируется протезирование митрального клапана.

Мей кивнула, пролистав историю болезни.

— Помимо клапана, что еще мы можем предложить этому пациенту, Херовато-сан? — снова обратилась она ко мне, игнорируя всех остальных.

Я вздохнул.

— Мы можем провести ему одномоментно процедуру «Лабиринт», — ответил я.

— Поясните, — ее тон не изменился.

«Знаешь-ка, Мей. Задрался я тут тебе определения рассказывать, — подумал я. — Я объясню так, как объяснил бы это дяде Васе-трактористу. Не понравится — спрашивай других».

— Представьте, что предсердия — это большая комната, — начал я, обращаясь ко всем, а не только к ней. — А электрические импульсы, которые заставляют сердце биться, — это кучка пьяных, дезориентированных работяг, которые бегают по этой комнате в хаотичном порядке, натыкаясь на стены и друг на друга. В итоге — полный бардак и никакой нормальной работы. Процедура «Лабиринт» — это когда врачи берут на себя роль некого архитектора и строят в этой комнате стены и коридоры. Хирург делает несколько точных надрезов или прижиганий, создавая настоящий лабиринт, из которого есть только один правильный выход. В итоге наши пьяные работяги-импульсы вынуждены двигаться по строго заданному маршруту, и хаос прекращается. Сердце начинает биться ровно.