Хуэйцин отпрянула, осела в кресло. Ее плечи дрожали от ужаса, она не привыкла к такому обращению. Рука — все еще красивая, с перстнями дома — прижалась к губам. Но в глазах была не боль. Озадаченность.

— Что ты… что ты несешь? Тебя перекупили? Я могу заплатить больше. Гораздо больше. Умножу плату втрое, впятеро, если он еще жив…

— Ты не поняла, сука? — он наклонился к ней, дыхание пахло вином, кровью и яростью. — За нападение на чиновника Призрачной Канцелярии лишь одно наказание — смерть, которая повторится и в посмертии. Вечно. Сянвэйши оказался добр и сохранил нам жизни. Я связан клятвами, и лишь поэтому ты еще жива и он не знает твоего имени. Забейся в самую глубокую нору, которую найдешь, и трясись там от страха. Я видел таких, как он, рано или поздно он найдет тебя и возьмет свою плату. От него ты не спрячешься даже в посмертии.

Она молча смотрела на этого жуткого человека. Кровь медленно стекала по подбородку. А до нее начали доходить его слова.

Он выпрямился.

— Я ухожу. Считай, что живешь потому, что между нами была произнесена клятва, когда я принял твои проклятые деньги. Задаток возвращен вместе с компенсацией за отказ от заказа. Между нами больше нет дел. Так что в следующий раз… — Он не договорил. Просто посмотрел. Как палач на жертву.

Затем вышел в окно третьего этажа, словно эта была дверь. Резкий порыв ветра погасил свечу и вокруг вновь была абсолютная темнота, словно в закрытом гробу.

Госпожа Хуэйцин осталась одна. В абсолютной тишине. В крови, что стекала по ее лицу. В ужасе от того, что ее план может быть разрушен, и все из-за одного человека…

Мой новообретенный старший брат был настоящим безумцем. По его плану он просто хотел зайти в зал совета, бросить вызов первому советнику и попросту убить на месте. В том, что он сможет это сделать, у него не было ни малейшего сомнения, как в целом и у меня. Его показательное уничтожение двух военных автоматонов за доли мгновения говорило само за себя.

Наказание за нападение на чиновника империи — это смерть. Но следом в дело идет то, что озвучивается формальный вызов по древним традициям, и один драконорожденный убивает другого. Все это становится подсудным только имперскому суду драконорожденных, в котором все будет зависеть от множества вещей. Например, будут ли доказательства превышения полномочий первым советником и его связи с культистами Искажения. И именно это он хотел выяснить. Он задействовал свои связи в чиновничьем аппарате, а я же отправлюсь туда, где ему нет хода — в закоулки Нижнего города. Именно там я смогу получить множество ответов как на свои вопросы, так и о ситуации с Ксу.

Нижний город встретил меня привычным гомоном. Торговцы расхваливали свои товары, зазывалы приглашали перекусить, уличные девочки призывно улыбались, а стайки мелких оборванцев выслеживали, у кого можно без труда вытащить кошелек.

Мир улиц совершенно не изменился, все так же я видел тяжелые взгляды уличных бойцов, что наблюдали за спокойствием. Знаки тонг на лавках говорили о том, кто их крышует.

Я шел по узким улочкам Нижнего города, будто скользя сквозь слои чужих судеб и запахов — рыбы, жареного теста, пота и старого металла. Ветерок, заблудившийся среди навесов, лениво играл с моими волосами. Он шептал, что скоро все встанет на свои места и виновные будут наказаны. Мы вместе принесем воздаяние. Пока дует ветер, я никогда не буду один.

Я знал эти переулки как собственные пять пальцев. Губы искривились в легкой ухмылке. На этих улицах я учился быть тенью, а сейчас становлюсь чем-то другим. Злее, опаснее и намного жестче. Пусть на мне одежды аристократа, что так выделяются здесь, но привычка двигаться бесшумно, избегать прямых взглядов и держать руки свободными осталась.

У самого конца неприметной улицы, за складом аптекаря и домом, в котором, если верить слухам, прятались два беглых монаха, стояла лавка. О ней знали лишь свои. Никакой вывески, только железный петушок над дверью, ржавый и кривой, шевелился на ветру, скрипя, как горло старого доносчика. Именно сюда меня привел наставник, чтобы мне сделали первые ножи, принадлежащие только мне. От этих воспоминаний на моей душе стало тепло. Спасибо за науку, наставник, ведь все мои ножи, что я покупал, были сделаны именно здесь.

Я толкнул дверь. Внутри было темно, только в глубине тускло мерцал кузнечный очаг. Запах раскаленного железа, угля и кожи ударил в лицо, такой родной и комфортный.

— Закрыто! — грубо рявкнул голос откуда-то из глубины, не утруждая себя поворотом головы. — Вышел, дверь закрыл, и чтоб духу твоего…

— Дядя Мэйшун, — произнес я спокойно. — Ты стал еще злее, чем был. Слишком много железа вокруг? Или опять какие-то идиоты решили, что хотят крышевать Железного быка не зная о том кто он?

На мгновение повисла мертвая тишина. Потом кузнец сделал медленный разворот. Фигура, будто выкованная из одной глыбы железной руды, вышла на свет — руки как кувалды, лицо как топорище, на подбородке грязь от угля, в глазах — подозрение, переходящее в шок.

— Ты… Нет. Не может быть. Ты же мертв? Никто не выходит живым из Небесной клетки. Все говорили…

— Люди много чего говорят. А я — стою перед тобой. Или ты стар стал, Мэйшун, а твои руки ослабли, а глаза не видят свет истины?