— Я… я не знаю, о ком вы… — залепетал Кросс, его глаза бегали по лицу Хавьера, ища спасения. Он не нашёл ничего, кроме выжженной пустоты.

— Ты знаешь, — Хавьер приподнял его, почти отрывая от пола. — Ты знаешь. Говори. Или я вырву тебе позвоночник через глотку.

В этот момент в проёме двери, из красного сумрака коридора, появилась ещё одна фигура. Она двигалась абсолютно бесшумно. Ева.

Её одежда была порвана и покрыта сажей. На щеке чернел глубокий порез. Но её глаза… они горели холодным, нечеловеческим огнём. Она не смотрела на Хавьера. Она смотрела на Кросса.

И доктор увидел её.

Его самообладание, его маска цивилизованности, треснула и осыпалась. Он забыл про Хавьера, про боль, про угрозу. Его рот открылся в беззвучном крике. Ужас исказил его черты, обнажив под маской учёного нечто древнее, животное.

— Нет… — выдохнул он, и голос его сорвался. Он указал на Еву дрожащим пальцем. — Ты… Ты мертва. Левиафан… Там был взрыв… Все погибли.

— Я спрашиваю про сестру, ублюдок! — рявкнул Хавьер, тряхнув его так, что голова Кросса мотнулась из стороны в сторону. Но доктор его больше не слышал.

Ева сделала шаг вперёд, в стерильный белый свет. Её ботинки не издали ни звука.

— Ты оставил меня в воде, доктор, — её голос был спокоен до неестественности. В нём не было ни ярости, ни ненависти. Только ледяная констатация факта. — Но я научилась дышать.

Кросс отшатнулся от неё, упираясь в грудь Хавьера, словно наёмник с ножом у горла был меньшим из зол.

— Эхо… — прошептал он, и в этом слове было больше ужаса, чем в любом крике. — Ты — Эхо! Пациент Зеро! Но… прототип был неудачным. Нестабильным. Ты не должна была выжить! Ты… ты хочешь их всех убить! Уничтожить мою работу!

Хавьер замер. Слово ударило его, как физический удар. Эхо. То самое слово из файлов, которые расшифровал Воронов. Первый неудачный эксперимент.

Он медленно повернул голову и посмотрел на Еву. На женщину, с которой он прошёл через Гамбург и Джакарту. На женщину, которая спасла его и которая привела его в ловушку. Которая знала всё с самого начала.

— Эхо? — переспросил он, и в его голосе прозвучало нечто новое. Не просто ярость. А холодное, страшное понимание того, в какую бездну он заглянул.

Инстинкт, отточенный до остроты бритвы, кричал ему одно: сломать Кроссу шею. Прямо сейчас. Но другое чувство, более глубокое и отчаянное, удержало его. Этот дрожащий от ужаса человек в белом халате был единственным, кто мог дать ответы.

Он не мог убить его. Пока.

За одной из стен лаборатории, сделанной из толстого, армированного стекла, находилась палата наблюдения. И там, на холодном белом полу, сидела Люсия.

Хавьер увидел её, и мир сузился до этой стеклянной клетки. Она сидела, обняв колени, и смотрела в пустоту. Её длинные тёмные волосы были спутаны. Лицо — бледное, без единой эмоции.

Это была она, и не она. Оболочка. Пустой сосуд.

Вся ярость, вся боль, весь ледяной крюк вины, который месяцами сидел у него в животе, рванулся наружу. Он отшвырнул Кросса в сторону. Тот пролетел метр, ударился о соседнюю стойку с оборудованием и сполз на пол, кашляя.

Хавьер бросился к двери палаты. Заперто. Он ударил по ней плечом, потом ещё раз. Сталь и стекло даже не дрогнули. Он огляделся в поисках панели управления, но Ева уже стояла там, перекрывая ему путь.

— Ты её не заберёшь, — сказала она.

— Отойди. С дороги. — Каждое слово было камнем.

— Куда ты её потащишь? — в её голосе впервые прорезалась эмоция. Странная, искажённая, почти страдальческая. — Обратно в тот мир? В тот самый мир, который сломал её? Чтобы она до конца своих дней слышала этот шум в голове, как слышу его я?

Она сделала шаг к нему. Её глаза, казалось, стали темнее.

— Я не мщу ему, Хавьер. Я лечу их. Всех детей «Шума». Я даю им то, чего он у них отнял. Тишину. Единственное настоящее лекарство.

— Ты называешь это лекарством? — прорычал он. — Ты минируешь это здание! Ты хочешь похоронить её здесь заживо!

— Смерть — это милосердие, — отрезала она. — Поверь мне. Я знаю. Я была первой, на ком он испробовал свой яд. Он думал, что стёр меня. Но он просто запер меня в самой дальней комнате моего собственного разума. И я слышала всё. Каждый день. Каждую минуту. Я слышала, как другая женщина живёт моей жизнью, использует моё тело. Это хуже любой пытки. Я не позволю им страдать так же.